Александр Родин
президент Всероссийской ассоциации рыбохозяйственных предприятий, предпринимателей и экспортеров— Как вы относитесь к системе распределения квот?
— Система, ведущая в тупик и к развалу в рыбной отрасли. Она открыла путь к браконьерству, невиданному до сих пор. Открыла путь иностранным компаниям, нашим конкурентам. Сплошной негатив, ничего хорошего эта система не принесла.
— С нового года станет лучше?
— На мой взгляд, ненамного. Что бы мы ни говорили, во всем мире рыбная отрасль дотационная. В конвенции ООН по морскому праву ясно и четко написано, что рыболовство — это не столько бизнес, сколько способ жизни коренного населения прибрежных регионов. Никак наши горе-экономисты не хотят это понимать. Данные FAO (организация, которая в рамках ООН занимается продовольственными проблемами.— Ъ) показывают, что из $120 млрд рыбных денег, которые крутятся в мире, треть, около $40 млрд в год,— это дотации правительств своих стран в рыбную отрасль, для того чтобы их народ полноценно питался. Так же как и в сельское хозяйство.
— Значит, Россия — единственная страна, правительство которой стремится сделать эту отрасль прибыльной?
— Мы же всегда были впереди планеты всей. На самоокупаемость рыбную отрасль мы уже переводили в 1992 году. До того как ввели аукционы, мы жили, но не развивались, потому что оборотных средств и накоплений не хватало.
— Может быть, мешало браконьерство?
— Да, браконьерство было, на фоне общего развала воровали и воруют. Но браконьерство — это сопутствующий элемент. Если очень большая доля, то надо бороться всеми методами. Если эта доля минимальная, то обращать на нее внимание не стоит. Я считаю, что разговоры в СМИ о неисчислимых богатствах в рыбной отрасли — миф.
— Вы согласны с утверждением, что во времена аукционов браконьерство выросло?
— Конечно. Потому что деньги, за которые покупались лоты, превосходили все мыслимые и немыслимые возможности. Для того чтобы оправдать затраты, браконьерством занимались даже те, кто этим не занимался. А те, кто был браконьером, покупали за любые деньги один лот. Для прикрытия. Для выхода в море. А после этого брал рыбы сколько мог. При существующей несовершенной охране контроль 200-мильной зоны — очень дорогостоящая и очень сложная задача. И когда мы эту задачу возложили только на пограничников, они с ней, конечно же, не справились.
— Может быть, ситуация исправится, когда заработает новая система распределения квот?
— Система может быть тогда полезной и нормальной, когда ее делают профессионалы. Когда систему делают ради системы, ждать от нее чего-то хорошего не приходится. В данной ситуации система сделана ради системы. Если мы хотим сделать эффективное рыбное хозяйство, не с этого надо начинать. Ведь распределение ресурсов — это только элемент управления рыбными ресурсами. Кстати, заработает ли новая система — еще большой вопрос. Я в этом сомневаюсь. Есть принципиальные споры по многим позициям. Ни законодательной, ни научной базы под этой системой нет. Нет самого алгоритма распределения квот. Даже предложение по квотным историям за последние три или пять лет — всего лишь общие слова: распределить квоты таким образом невозможно. А рыболовство существует не три года, и не пять.
— Вы поддерживаете тезис некоторых губернаторов о том, что новая система распределения открывает путь тем жуликам, которые участвовали в аукционах?
— Конечно. Не хочу сказать, что в аукционах участвовали только жулики, но их было там немало. А теперь они легализуются.
— Тем не менее пакет документов, утверждающих введение новой системы квотного распределения, некоторые называют компромиссом между правительством и губернаторами.
— Никакого компромисса нет. Пусть бы правительство сказало, что оно вообще хочет от рыбаков. Как можно больше получить денег в два-три года и на этом закрыть все рыболовство? Сделать рыболовство источником полноценной пищи и решить вопросы занятости населения, особенно в окраинных районах нашей страны? Или сделать из этой отрасли суперприбыльную? Если нам предлагают сделать ее суперприбыльной, тогда я предлагаю флот сократить, а народ с Севера и Дальнего Востока переселить в центр, например в Москву. Мне хочется задать вопрос правительству: почему мы берем с рыбаков двойной налог? Аукционы — это двойной налог. Плата за ресурсы, сейчас утвержденная в Налоговом кодексе,— это двойной налог.
— Вы допускаете, что новая система будет такой же временной, как и аукционная?
— Думаю, она закончится со сменой правительства.
— Вы хотите, чтобы квоты распределялись, как раньше?
— Нет, не как раньше. Нужно сделать алгоритм распределения по понятным для всех правилам. Чтобы участвовал и центр, и регионы через рыбопромысловые советы. Я бы создал большую рабочую группу, куда вошли бы представители местных и федеральных властей и ученые. Эта группа ударно, в течение года, сделала бы приемлемые для всех и разумные для биоресурсов правила распределения квот, наказания, перехода прав на судно. То, что делается, я расцениваю как декларации. Но при наведении порядка надо привлечь грамотных людей, которые не должны быть зависимы от заказчиков с большими деньгами или интересами.
— Но вы согласны, что за ресурсы платить надо?
— Мы шли к этому еще с середины 1990-х годов. Понимали, что есть суперрентабельные объекты промысла — краб, некоторые виды креветки, некоторые виды моллюсков. Согласны — давайте этот излишек снимем. Легально, гласно, понятно будем отдавать его в фонд развития рыбной отрасли. А оттуда — на науку, охрану, воспроизводство. Таким образом мы снимаем нагрузку с федерального бюджета. Это все можно разумно сделать. Кроме того, часть избыточного флота надо вывести за зону сегодняшнего промысла, в открытое море.
— Но снаряжать такие экспедиции очень невыгодно в первую очередь рыболовным предприятиям.
— Для этого и нужен такой фонд: из него и финансировать экспедиции. Ведь добытую в океане рыбу необязательно везти в Россию, ее можно выгодно продать другим странам.
Интервью взял КОНСТАНТИН Ъ-АНОХИН