Кем были девчонки в 1814 году, что не так с романом как жанром, как декаданс проник в современную политику, что осталось от «Сладкой жизни» в эпоху соцсетей и почему «Википедия» — это лучшее, что есть в интернете. Новая порция размышлений о современной культуре — в еженедельном дайджесте Марии Бессмертной
1
«Сладкая жизнь» остается восхитительным, в некотором смысле мазохистским опытом, потому что Феллини отлично удается продать нам греховность всего предприятия. Гламур здесь сочится из всего — начиная с шикарных костюмов и заканчивая дизайном интерьера. Кто вообще вспомнит о душе при таком разврате? 60-е стали последней эпохой, прежде чем верхушку общества охватила душевная тупость, которая стала определяющим качеством денежной элиты во второй половине ХХ века. В 70-е и 80-е годы вместе с рейганомикой появился новый стандарт элиты — загорелый денежный мешок, который гордится собственным состоянием. Новое же поколение стремится к более значимым вещам, чем здоровенный банковский счет, и испытывает разве что неприязнь к утонченности героя Мастроянни. Он, может, и ввел термин «папарацци», но все эти светские обозреватели ничто по сравнению с паноптикумом, который творится в социальных сетях.
2
Представление о том, что роман как жанр переживает упадок, не подразумевает, что современной культуре не хватает гениев или что они тратят силы не на то. Скорее речь о том, что великим предназначением модернистского романа было вернуть очарование нашему восприятию мира, с помощью вымышленных сюжетов обнажить параллель между путями, которые проделывают души и тело, и связать воедино внутренний и внешний мир, разделенные в новое время. Но поскольку западная культура утратила уверенность в том, что эту проблему можно разрешить, тот проект чем дальше, тем больше кажется неосуществимым. Роман как жанр нас не подводил. Это мы подвели роман.
3
Это музыка, написанная в один из самых захватывающих периодов революции и контрреволюции в истории Европы. Первые 30 лет XIX века — невероятно бодрый период. Я думаю о Франсиско Гойе, современнике Бетховена, кстати тоже оглохшем. Он изобразил ужасы Пиренейской войны, которая последовала за вторжением Наполеона в Испанию, во всех подробностях. Мне кажется, ровно то же делает Бетховен в Третьей и Пятой симфониях, убежденный в том, что ценности французской революции, которые распространились по всей Европе как лесной пожар, теперь находятся под угрозой и нуждаются в защите. Я не сомневаюсь, что в своей Пятой симфонии он цитирует «Гимн Пантеону» Керубини, подразумевая провокационное «Мы клянемся с мечом в руке умереть за республику и за права человека». Вообразите, какой скандал был бы в Вене, если бы этот подтекст был расшифрован. Но если вы уберете слова, как Бетховен был обязан сделать, все произведение становится очаровательно амбивалентным, и никто не мог предъявить ему никаких обвинений.
Фото: Avid Reader Press / Simon & Schuster
Фото: Avid Reader Press / Simon & Schuster
4
В начале книги Даутат определяет декаданс как «экономическую стагнацию, институциональный упадок и культурное и интеллектуальное истощение при высоком материальном процветании и технологическом развитии». Но наиболее рельефно общество декаданса проступает, если посмотреть сквозь это пространное определение на конкретный феномен — на то, как цифровое пространство становится платформой политики как представления, в котором активисты-реакционеры и борцы за социальную справедливость уравниваются в воспроизведении несуществующего геройства. Недовольные декадансом молодые люди притворяются в интернете фашистами и марксистами, воссоздавая 1930-е и 1960-е с меньшим количеством уличных боев и большим количеством мемов.
Фото: UPI
Фото: UPI
5
Без «Эммы» Остен не было бы никакой «Дряни». Это история о том, как человек осознает, насколько он зациклен на себе, что актуально в 2020-м в той же степени, в какой и в любое другое время. В конце концов, мы просто решили сделать фильм про девчонок. Про то, что в 1814 году мы тоже были людьми.
6
«Википедия» стала не просто энциклопедией, а сообществом, библиотекой, конституцией, экспериментом, политическим манифестом. Это одно из немногих мест, которое сохраняет утопическое сияние ранней эпохи интернета. «Википедия» основана на личных интересах ее участников; на самом деле можно даже сказать, что она построена на любви. Страсть редакторов иногда загоняет сайт в настоящие дебри — бесконечные подробности о различных техниках вышивания, списки, посвященные бейсболистам в очках, краткий, но трогательный биографический очерк о Ханзир, единственной свинье в Афганистане. Никакие знания не являются по-настоящему бесполезными, и кажется, что «Википедия» — одна из немногих частей интернета, которая действительно совершенствуется.