премьера танец
Театр "Школа современного искусства" показал спектакль "Гости Гойи из тьмы", сделанный под руководством знатока танца буто японца Мина Танаки. По мнению ТАТЬЯНЫ Ъ-КУЗНЕЦОВОЙ, японский Гойя оказался похож на украинского Гоголя.
Эта работа вызревала два с половиной года: первый набросок был показан весной 2001 года после десятидневных мастер-классов Мина Танаки с васильевскими студийцами. Часовой перформанс с участием Мина Танаки в роли Гойи вышел довольно красочным: живописно слонялись призраки со свечами под саванами, объединяясь в готические скульптурные группы. Скинув саваны, представали галереей уродов и дегенератов, этюдно отыгрывая главные темы офортов Гойи: противных обжор, молодящихся старух и прочих чудовищ, порожденных сном разума. И все было бы в нужной мере иллюстративно-омерзительно, если бы спектакль не претендовал на большее: гойевскую тьму москвичи желали воспроизвести средствами "танца тьмы" — японского буто.
Возникновение буто некогда спровоцировала атомная бомбардировка японских городов, именно поэтому его называют "танцем теней" или "танцем тьмы". Внешне он выглядит как замедленная пантомима, прерываемая экспансивными сериями прыжков и падений. Но это только оболочка, настолько же далекая от философского ядра танца, как махание ногами в разные стороны от подлинного монастырского каратэ. В случае с буто дело осложняется тем, что единой системы технических приемов не существует — в основе танца лежит индивидуальная импровизация.
В 2001-м допущенные до импровизации русские перформеры быстро съехали на привычные штампы, тем более узнаваемые, чем ярче светила индивидуальность неофита. Последующие два с половиной года пластические актеры Анатолия Васильева пытались отделаться и от штампов, и от индивидуальности, постигая премудрости буто в мастер-классах знаменитого японца и периодически отчитываясь очередной версией "Гостей из тьмы". Теперешнюю сочли завершенным спектаклем.
От первоначальной она отличается дополнительным сценографическим эффектом, повлекшим за собой тьму изобретательных, но вполне второстепенных мизансцен. Середину площадки заняла гигантская песочница с горой настоящей земли. В ней барахтались группами и поодиночке, закапывались сами и закапывали коллег, словом, всячески обыгрывали метафорический ряд умирания-возрождения, а заодно и макбетовских ведьм — "пузырей земли". А в основном конструкция осталась прежней. Антре (вышеописанное явление призраков со свечками). Женская сцена: кривобокие "старухи", будто сраженные церебральным параличом, наперебой кокетничают перед зеркалом, вырывая его друг у друга (от этого зеркало то и дело оказывается направленным на зрителей, намекая, что, дескать, все мы таковы). Мужская сцена: за столом разместились персонажи, одетые как диккенсовское отребье и корчащие рожи, как брейгелевские пьяницы; каждому доверено мини-соло — каждый импровизирует в меру своего дарования. И обновленный (благодаря песочнице) финал с несколькими эффектными мизансценами, каждая из которых могла бы поставить точку в спектакле, потому что к этому времени его содержание публикой не только разжевано, но и переварено.
Самое курьезное, что за два с половиной года неустанных трудов "Гости Гойи" стали еще менее японскими. Формальные признаки буто (типа развороченной походки, скрюченных рук, закаченных глаз или перекошенного рта) так и остались внешними приемами. Более того, самыми живыми моментами спектакля оказались как раз те, где старые московские любимцы дают себе полную волю, обыгрывая всевозможные предметы и ситуации. Лидируют здесь бывшие "абрамовцы" (питомцы "Класса экспрессивной пластики" Геннадия Абрамова, в середине 80-х обретавшиеся под крылом Анатолия Васильева) — невозможно удержаться от хохота, глядя, как Василий Ющенко запутывается в собственных конечностях, или вдумчиво приделывает ведро вместо головы, или невероятным образом удерживается на краю стола, поставленного на попа, в то время как его коллега Голубева из последних женских силенок пытается стряхнуть его оттуда. Природные комики и мастера танцпантомимы превратили патетическое обличение пороков в роскошную жанровую зарисовку. Если бы перформанс назывался бы "Вий", цены бы ему не было.