Всего 15% больных раком поджелудочной железы спустя два года после постановки диагноза еще живы — а вот Маргарет Шварцханс протянула уже два с половиной года; да нет, не протянула — а с удовольствием прожила!
Фото: Zentralbild /dpa / ТАСС
Фото: Zentralbild /dpa / ТАСС
Невозможно сказать, почему ее посетила такая удача, отчасти, возможно, благодаря устойчивой психике. Маргарет недавно исполнилось 54 года, она каждый день подолгу медитирует, занимается йогой несколько раз в неделю и много гуляет. Она бывшая медсестра, и это тоже кое-что значит; она облепила дом и машину бумажками с разными вдохновляющими цитатками, она много и с радостью рисует.
Да, и еще у нее одна из дочерей — повар, готовит ей.
Это важная часть ее терапии. В хорошие дни она просто забывает, что у нее рак.
Да, но есть еще и высокотехнологическая часть ее терапии. Шварцханс находится на экспериментальном протоколе в Бостнском медицинском центре «Бет Исраэль — Диаконисса». (Это учебный центр Гарвардского университета, а немного странное его название — следствие сделки двух больниц: Медицинского центра Бет-Исраэль, созданного в1916 году в Нью-Йорке для лечения иммигрантов-евреев, и Больницы диаконисс, организованной Методистской церковью в 1896 году для бостонских жителей.) И из некоторых ее злокачественных клеток в чашках Петри растут аватарки ее опухоли. Эти небольшие шарики, называемые на научном языке органоидами, распределены между разными чашками и подвергаются воздействию разных экспериментальных препаратов. Если аватарки погибают — вся популяция в одной чашке — есть основания надеяться, что и прочие органоиды погибнут.
Шварцханс участвует в клиническом испытании — которое сначала не предполагало, что удачные результаты будут применены прямо на больных, но затем исследователи решили, что для тех из них, кто потерял надежду вылечиться конвенциональными препаратами, не будет чрезмерным риском воспользоваться экспериментальным лечением.
Доктор Джозеф Гроссман, руководитель программы HOPE (Harnessing Organoids for Personalized Therapy; использование органоидов для персонализированной терапии), привлек к эксперименту 12 пациентов. Предварительные результаты, а также многолетние эксперименты на мышах показывают, что поведение злокачественных органоидов в чашках Петри можно считать предиктивным для воздействия того или иного препарата на человека, точнее, на его опухоль.
Гроссман, правда, настойчиво повторяет, что его данные пока не подтверждены, не опубликованы и даже не рецензированы, так что к ним нужно относиться с большим сомнением.
Но если отвлечься от небезосновательно осторожных слов Гроссмана, нельзя не предположить, что эксперимент с органоидами в пробирках — гигантский шаг вперед в подборе лечения для самых разных раковых больных. В том числе и для больных раком поджелудочной железы, одного из самых плохо поддающихся лечению видов рака. Панкреатические опухоли плохо идут даже на таргетной терапии, замечает Деннис Пленкер, один из участников исследования,— в том числе потому, что вариантов очень немного. Но, продолжает он, и органоиды как предиктивное средство пока не так надежны, как хотелось бы. В частности, невозможно извлечь у пациента образец, в котором будут только злокачественные клетки, их там максимум 30%, а то и вообще непонятно сколько. И тогда воздействие препарата на органоид может быть обмачиво хорошим или обманчиво бессмысленным, сетует Пленкер. Кроме того, меняется с течением времени и сама опухоль, и то вещество, что еще недавно гарантированно убивало ее клетки, перестает помогать.
Шварцханс была обычной раковой больной, и в какой-то момент протокол настолько лишил ее сил – ужасная слабость, рвота, понос, судороги в руках и ногах, а то нечувствительность,— что она решила сделать перерыв. Тут-то и возник доктор Гроссман, к которому ее направили ее лечащие врачи за вторым мнением. Он взял биоптат из ее лимфатических узлов и с ее согласия включил ее в эксперимент.
По его результатам она стала получать новую комбинацию из двух препаратов, и первое время дело пошло на лад. Однако спустя краткое время онкомаркеры снова пошли вверх. И Гроссман вернул ее на обычный протокол, но исключил из него один препарат, на который ее злокачественные органоиды в чашках Петри никак не реагировали.
Это опять помогло ненадолго.
Тогда — после очередного цикла проб на органоидах — Гроссман назначил ей третий вариант протокола. И вот уже девять месяцев у нее минимальные побочные эффекты, а опухоль перестала прогрессировать.
И сама Шварцханс, и Гроссман говорят, что это может быть просто удача, в конце концов примерно 4% больных раком поджелудочной железы живут столько, сколько она. Но может быть, сочетание генетического секвенирования, необходимого для таргетной терапии, и метода органоидов дало, наконец, ей то сочетание препаратов, которое не даст развиваться ее опухоли. Чувствует же она себя, наконец, неплохо.
По материалам статьи Growing tumors in a dish, scientists try to personalize pancreatic cancer treatment в журнале Stat, октябрь 2019 г.