Под разговоры о национальном согласии в пренебрежении оставалось куда более примитивное требование — поддерживать минимальный уровень переговорной техники (попросту говоря, вежливости), без которой договариваться вообще бессмысленно. Пресс-секретарь председателя ВС России Константин Злобин в ответ на заявление президентского пресс-секретаря Вячеслава Костикова о недопустимом нарушении джентльменских соглашений со стороны Хасбулатова возражал: "Появился еще один деятель, управляющий политикой России под "крышей" президента. Он... оценивает деятельность председателя Верховного Совета, депутатского корпуса, оскорбляет их, являясь всего лишь чиновником в аппарате президента".
Возможно, со стороны руководства ВС имеет место добросовестное непонимание того, что Костиков исполняет чисто техническую функцию по принципу "ТАСС уполномочен заявить", а претензии надо предъявлять не тому, кто уполномочен, а тому, кто уполномочил. Не исключено также, что Хасбулатов через посредство Злобина удовлетворяет снедающую его личную злобу к президенту, но это тоже не способ ведения переговоров. Наконец, возможен чисто пропагандистский ход: желая максимально понизить рейтинг Ельцина, Хасбулатов стремится представить его безвольной игрушкой в руках Гришки Распутина, роль которого играет Костиков. Это противоречит другому тезису — Ельцин готовит "неототалитарную диктатуру" —, но, очевидно, образ безвольного царя оказывается более дискредитирующим, чем не оправдавший себя образ кровавого диктатора.
Однако тема "властитель и фаворит" — при всей своей выигрышности — является обоюдоострой. Руководитель информационно-аналитической группы при председателе ВС (своего рода "парламентский Бурбулис") генерал-полковник Владислав Ачалов, выступая на запрещенном властями Всеармейском офицерском собрании, объявил: "Ударной силой США в этой (третьей мировой, проигранной СССР — Ъ) войне стала пятая колонна — коррумпированная политическая верхушка нашей страны, сионисты, дельцы теневой экономики". Ачалов призвал "эффективно организовать сопротивление" (т. е. взять реванш в мировой войне) и согласился от имени собрания домогаться поста военного министра. Он же будет посредничать между собранием и руководством ВС, а также отвечать за военные дела в Комитете национального сопротивления.
Ачалов пользуется депутатской неприкосновенностью и осенью 1991 года избежал уголовного преследования про делу ГКЧП. Свободен он и от дисциплинарной ответственности по линии Министерства обороны. Однако его новая роль в сочетании со службой при Хасбулатове демонстрирует странный дуализм: руководитель официальной структуры при председателе ВС одновременно входит в менее официальную структуру, а именно Комитет национального сопротивления. В военных кругах не исключают и третьей версии: якобы военный министр Грачев получал интересные конфиденциальные предложения со стороны руководства ВС, не сошелся в цене, и после этого стал объектом уничтожающей критики. Источник же интересных предложений стал проигрывать ачаловский вариант, флиртуя с мятежно настроенным офицерством. Поскольку еще в ходе VI съезда народных депутатов в апреле 1992 года Хасбулатов заявлял, что все командующие округами на его стороне, попытка тем или иным образом поглавнокомандовать в принципе не исключена.
Тему военную и тему советскую увязывает также и лидер Фронта национального спасения Илья Константинов, отметивший, что страну спасет или парламентская республика, или военная диктатура, причем диктатуру может правильно и законно установить съезд народных депутатов. Тезис о равноспасительности парламентской республики и военной диктатуры — в противовес губительной президентской республике — представляется новым словом в государствоведении, но, в принципе, столь активно защищаемая спикером статья 104 Конституции ("съезд полномочен решать любой вопрос, отнесенный к ведению РФ") дает возможность учредить все, в том числе военную диктатуру, и, возможно, Константинов проговаривает подоплеку ачаловской интриги.
В контрапункт диктатору Константинову его соратник по ФНС Сергей Бабурин призывает к "гражданскому неповиновению", каковой призыв не вполне понятен. Если нынешний явно неудовлетворительный уровень законопослушания, демонстрируемый физическими, а равно юридическими лицами, считать образцом гражданского повиновения, тогда образец неповиновения можно искать разве в Содоме и Гоморре, а это Бабурин вряд ли имел в виду.
История с Ачаловым и тактика непримиримой оппозиции, откровенно пропагандирующей то диктатуру, то полное безначалие, не вызывает сильного восторга у основной массы депутатского корпуса. По сообщению лидера радикальных демократов Сергея Юшенкова, представители оппозиции "имели контакты с нами, зондировали почву: поддержим ли мы вопрос о замене председателя... Предлагали целый веер политиков, в том числе Воронина, Лукина, Рыбкина, Рябова. Мы готовы на любую".
Инстинкт самосохранения — великая вещь. С точки зрения демократов, вольты и курбеты Хасбулатова в любой момент могут перевернуть лодку, и тогда потонет все, за исключением того, что всегда всплывает. С точки зрения коммунистов, непримиримые вкупе с Хасбулатовым могут и перестараться: вдруг сомнительные военные интриги и ФНСовская апология диктатуры в самом деле убедят народ в необходимости данного лекарства. В таком случае далеко не факт, что народ захочет принять его из рук нужного врача, а допустим, не из рук того же Ельцина.
Возможно, аналогичное протрезвление наблюдается и в экономике. Егор Гайдар полагает, что "единственной гарантией может служить то, что иное (гиперинфляционное — Ъ) развитие событий является апокалиптичным... То, что Борис Федоров... сумел убедить других принять приоритеты финансовой стабилизации, показывает, что осознание риска гиперинфляции уже достаточно распространилось и в кругу традиционной промышленной элиты.. Это сам по себе фактор надежды".
Если встать на точку зрения экономического материализма, то промышленная элита (т. е. "новая старая номенклатура"), отшатнувшись от края инфляционной пропасти, может под влиянием жестокого урока проявить большую политическую волю к созданию стабилизационного политического блока. Но такое обретение политической воли (говоря марксо-гегелевым языком, превращение из "класса в себе" в "класс для себя"), очевидно, предполагает и соответствующее обновление политической элиты. Ожидающийся спрос порождает и разнообразные предложения.
Ответственный секретарь Конституционной комиссии Олег Румянцев выступил против "шельмования и чернения" председателя Конституционного суда Валерия Зорькина.
Румянцева трудно заподозрить в сентиментальности и чинопочитании: его непосредственных начальников по Конституционной комиссии — председателя комиссии Ельцина и зампреда Хасбулатова — не шельмует только ленивый, а секретарь не возражает. Дело, скорее, в том, что Румянцев типичен для того многочисленного класса российских политиков, которые въезжают наверх не на влиятельной структуре (социальной группе), а на влиятельном лице (по принципу "гонки за лидером"). Ельцин на роль такого харизматического лидера больше не годится, а последним наличным претендентом на харизму является Зорькин, шельмование которого может убить последние надежды на удачную гонку.
Практикам — не до харизмы. Не личностный, а институциональный подход предложил руководитель МТБ Константин Затулин: "Встал вопрос о формировании блока либерально-консервативных сил, который был бы в состоянии оказывать влияние на президентскую команду и подготовить правительственную команду, обеспечив ей полномочия, схожие с полномочиями правительства Кучмы на Украине". А вице-премьер Борис Федоров фактически повторил аргументы, которыми украинский экономический диктатор Леонид Кучма оправдывает жесткую политику киевского кабинета: "Если резать медленно и постепенно, это вообще-то называется пыткой. Мы что, собираемся двадцать лет издеваться над народом?"
За критикой президентского проекта конституционного соглашения как-то в тени осталось соображение, на которое наводят слова Затулина: проект может в первом приближении считаться правовой подкладкой для формирования и функционирования кабинета "русского Кучмы", осуществляющего относительно мягкую экономическую диктатуру. Речь уже в открытую идет о том, чтобы из двух зол избрать меньшее, потому что вариант просто диктатуры по рецепту ФНС ("Мафию — в ГУЛАГ!"), естественно, тоже никто не отменял.