Вчера британское правительство попыталось разрешить затяжной кризис, пиком которого стало самоубийство эксперта по вооружениям Дэвида Келли. Глава палаты общин Питер Хейн предложил "Би-Би-Си" пойти на мировую, а руководящий следствием по делу Келли лорд Хаттон навестил семью покойного. Вчера же выяснилась причина стремления кабинета замять скандал — объявлено, что премьер Тони Блэр намерен баллотироваться на третий срок. О том, как британское правительство собирается преодолевать текущие и глобальные проблемы, корреспонденту Ъ МИХАИЛУ Ъ-ЗЫГАРЮ рассказал руководитель стратегического отдела при премьер-министре Великобритании ДЖЕФФ МАЛГАН.
— Господин Малган, прежде чем стать помощником премьера Тони Блэра, вы работали на "Би-Би-Си", и вам хорошо известны обе стороны нынешнего противостояния между журналистами и Даунинг-стрит...
— Да, я раньше кое-что делал для "Би-Би-Си", но теперь я на госслужбе, и мне очень трудно комментировать. Парламент принял решение начать расследование обстоятельств смерти Дэвида Келли, правительство тоже выразило свою позицию. И мне, как госслужащему, наверное, не стоит обсуждать их решения. Все, что касается смерти Дэвида Келли, будет рассмотрено следствием — я же не знаю фактов...
— Но ведь проблема не только в расследовании обстоятельств смерти Дэвида Келли. Существует конфликт между "Би-Би-Си" и правительством: журналисты считают, что правительство угрожает их независимости.
— В Британии очень сильные и независимые СМИ, к тому же весьма критически настроенные к правительству и парламенту. Это очень хорошо, но лишь когда это сбалансировано. Хорошо, когда правительство постоянно слышит критику со стороны журналистов. Их работа — задавать сложные вопросы и делать жизнь власть имущих неудобной. "Би-Би-Си" — независимая организация, и никто не планирует ослаблять ее независимость. С другой стороны, нас волнует, были ли конкретные журналисты правдивы и точны, когда готовили свои материалы, или же они добавили что-то от себя. Ведь общественное телевидение существует для того, чтобы говорить правду, а не для того, чтобы выдумывать ее. И все же нет никаких намеков на то, что независимость "Би-Би-Си" будет как-то ущемлена.
— Еще одна проблема, которая так или иначе связана с делом Дэвида Келли,— это вопрос достоверности британских разведданных по Ираку...
— Что касается Ирака, здесь, я уверен, все вскоре встанет на свои места. Наверняка появятся новые доказательства существования в Ираке программ по созданию оружия массового поражения. Все же знают, что они были в прошлом. И мы работаем над тем, чтобы найти их сейчас. У нас есть масса свидетельств того, насколько ужасен был режим Саддама Хусейна. Уже найдены массовые захоронения.
К тому же самое главное — то, что отныне иракцы могут свободно высказываться. Именно это важнее всего для британской общественности, но, наверное, не для британских СМИ. Иракцы отныне свободно выступают по телевидению — иногда с критикой, иногда с поддержкой. Ирак делает первые шаги к демократии. Без операции войск коалиции это было бы невозможно. Большинство людей, конечно, полагает, что сейчас и иракцам, и всему миру в целом стало намного лучше.
— Ваш стратегический отдел при премьер-министре занимается, в частности, оценкой положения страны в мире. Сейчас часто говорят, что Великобритания оказалась зажата между США и Европой...
— Важно понимать, что идея, будто бы США и Европа — это как бы два полюса, ошибочна. Все проблемы, которые разделяют Европу и США, точно так же разделяют и саму Европу. И Ирак, и проблема генетически модифицированных товаров... Однако это частные случаи. По 95 процентам всех проблем у ЕС и США одинаковые позиции. Между Великобританией и США тоже, кстати, есть разногласия: в рамках ВТО, по поводу Киотского протокола, из-за неприсоединения США к Международному уголовному суду. Но в общем наши ценности и наши интересы идентичны. И совсем неверно полагать, что Европа и США будут противостоять друг другу как два полюса, хотя людям за пределами Европы иногда так кажется.
На самом деле у Великобритании очень удобная позиция: мы часть Европы, весьма влиятельный член ЕС и одновременно имеем очень близкие связи с США. С расширением ЕС Европа будет все больше поворачиваться в сторону Америки — новая группа стран больше тяготеет к США. Тенденция такова, что взаимодействие между Европой и Америкой станет более тесным. Останутся и разногласия. Европа, скажем, будет уделять больше внимания вопросам экологии, а США сконцентрируются на своих собственных интересах. Но сотрудничество будет тесным. Все идеи о каком-то многополярном мире — это чистая фантастика.
— Вы упомянули о генетически модифицированных продуктах. Сейчас это один из напряженных моментов в отношениях США и ЕС...
— Да, это очень серьезная проблема. Но дело в том, что разные части Европы относятся к ней по-разному. Например, Нидерланды и Скандинавия — совершенно спокойно. А Германия или Великобритания — более нервно. Наш стратегический отдел изучал эту проблему, и мы пришли к выводу, что у генной инженерии огромный потенциал в отдаленном будущем: для производства пищи, здравоохранения. Но в ближайшей перспективе никаких экономических преимуществ нет — к тому же общественность весьма встревожена. В США совсем другой подход, и поэтому риск напряженности между ЕС и США из-за торговли технологиями, в том числе биотехнологиями, велик.
— Появление единой конституции, поста общего президента или министра иностранных дел не сгладит внутриевропейские противоречия?
— Я скептически отношусь к идее единой внешней политики. Европа — это не монолит, по разным проблемам мнения очень различны. Надо быть реалистами и понимать, что Европа никогда не будет настолько единой. Европу можно скорее сравнить с ООН — здесь может быть сотрудничество и консенсус, но не может быть совпадения мнений. У разных стран — разные взгляды, поэтому, я думаю, могут возникнуть трудности с единым министром иностранных дел.
Впрочем, Европа — это эксперимент.