|
Одинокий волк Голливуда |
 |
Амбиции и потенции
Сэмюэл Голдвин, не дотянувший всего пяти лет до своего столетнего юбилея, оставил в наследство составителям справочников и энциклопедий уйму раздражающей путаницы, побив здесь, кажется, все рекорды. Путаными и двусмысленными были его легендарные афоризмы, которыми десятилетиями кормились журналисты (и которые, как выяснилось, рождались вследствие плохого знания английского языка). Даже с местом и датой рождения Голдвина есть кое-какая неясность: в разных справочниках можно прочесть, что будущий киномагнат родился в Варшаве и Минске, 17 августа 1882 года и 27 августа 1879-го. Впрочем, современные источники, похоже, пришли к солидарному мнению на сей счет: Варшава, 27 июля 1879 года.
Только тогда он еще не был Сэмюэлом Голдвином: родители, ортодоксальные евреи, носившие фамилию Гелбфиц, назвали сына Шмуэлем. Свое детство характеризовал одним словом, повторенным трижды для убедительности,— "бедное, бедное, бедное". На самом деле состояние его семьи было далеко от нищеты — просто Шмуэля Гелбфица переполняли амбиции, удовлетворить которые в провинциальной Варшаве не было никакой возможности. Про долгую "жизнь в искусстве" сын мелкого лавочника тогда не думал, а желал лишь одного: разбогатеть любой ценой.
В 16-летнем возрасте он покинул отчий дом и пешком отправился искать счастья в западном направлении. Пройдя половину Европы, Шмуэль осел в Англии, где прожил более двух лет, работая где придется. А когда работы не было, не считал зазорным просить подаяние на улицах и даже иногда приворовывал по мелочам. Впоследствии он сам признался в этом, сказав в оправдание стандартное "надо же было на что-то жить!". В конце концов, молодой человек — к тому времени успевший изменить имя и фамилию на английский манер: он стал Сэмюэлом Голдфишем — окончательно разуверился в том, что найдет свою птицу счастья в Старом Свете. И отправился в Новый, куда стремились миллионы таких же искателей лучшей доли. Переплыв Атлантику "левым" классом на грузовом пароходе, он ненадолго задержался в Канаде, но, не найдя себе дела и там, пешим ходом двинулся на юг, добравшись до Нью-Йорка.
Было это в 1898 году. В Штаты Голдфиш прибыл без гроша в кармане, но в Нью-Йорке, к счастью, быстро нашел работу уборщика в компании, выпускавшей перчатки. Позже, проявив старание, молодой человек стал подмастерьем у перчаточника и одновременно пошел в вечернюю школу, решив разобраться с пробелами в своем образовании. Надо полагать, работоспособности и предприимчивости ему было не занимать, потому что ХХ столетие разменявший третий десяток Сэмюэл Голдфиш встречал уже преуспевавшим коммивояжером, чей годовой доход измерялся пятизначными числами. О начале большого пути киномагнату впоследствии напоминала известная
 |
| Фото: AP |
| Сэмюэла Голдвина с полным правом можно называть голливудским колобком — но отнюдь не из-за формы головы, а из-за его постоянного непостоянства |
Даже по тогдашним американским меркам это был завидный успех для вчерашнего уборщика, который, как заметил один из биографов киномагната, стал "символом Америки еще в большей мере, чем яблочный пирог". Дело в том, что в США, где повсеместно превозносится командный дух, по сей день в роли национальной иконы выступает образ романтического предпринимателя-одиночки, добившегося всего своими руками. Его противопоставляют миру "бесчеловечных" больших корпораций. Как и другой яркий представитель этого типа бизнесменов, Генри Форд, Голдвин всегда всячески противился трансформации своих компаний в публичные (то есть в акционерные общества) и появлению в них профсоюзов.
В 1910 году молодой предприниматель серьезно заболел сулившим немалые выгоды новым аттракционом — кино (как о новом искусстве о нем тогда можно было говорить лишь в исключительных случаях) и перебрался осваивать новую золотую жилу в Калифорнию. Туда с Восточного побережья потянулись многие кинодельцы, не желавшие терпеть монополизм известного изобретателя Томаса Алвы Эдисона, изловчившегося запатентовать не только кинопроектор — "кинетоскоп", но и кинопроизводство и кинопрокат (см. "Деньги" #6 от 20.02.02). На Западном побережье нарушать патентные законы было значительно безопаснее.
Сэмюэл Голдфиш направил свои стопы в малоизвестный пригород Лос-Анджелеса — Голливуд. И там, подобно многим, сказочно разбогател — совсем как в кино.
Звук и музыка
Фирменной маркой Голдфиша (и Голдвина тоже) и голливудской притчей по языцех было деловое непостоянство. Он уходил от партнеров подобно колобку из русской сказки, причем зачастую еще до того момента, когда должно было выясниться, насколько сотрудничество выгодно.
Первыми партнерами Голдфиша были его тесть Джесси Ласки, театральный импресарио, успевший к тому времени сделать неплохие деньги на водевилях, и будущая звезда американского кино, режиссер и продюсер Сесил де Милль. Совместный бизнес троицы получил название Jesse Lasky
 |
| Фото: AP |
| Голдвин, как и Чарли Чаплин, Дуглас Фэрбенкс и Мэри Пикфорд, оказался среди акционеров United Artists. А уходя из них, прихватил с собой значительный кусок земли |
Однако верный себе одинокий волк Голдфиш вскоре покинул партнеров, найдя взамен двух других — братьев Эдгара и Арчибальда Селвин, благодаря которым обрел новую фамилию — на сей раз на всю жизнь. Голдвин — соединение фамилий Голдфиш и Селвин; новая кинокомпания так и называлась: Goldwyn Pictures Corporation. Однако стоило ей слиться со студией Metro и компанией еще одного эмигранта из России, Льюиса Майера, как главный идеолог этого слияния — "колобок" Голдвин — ушел и от них! В 1924 году (по другим данным — в 1923-м) он основал компанию Samuel Goldwyn Productions, одновременно подарив фамилию и покинутой — та так и осталась Metro Goldwyn Mayer.
Эта кинокомпания, которую уже три четверти века во всем мире знают как MGM, наряду с другими голливудскими долгожительницами — уже упоминавшейся Paramount, а также Columbia, Universal, XX Century Fox и Warner Brothers,— является символом американского кино. Неслучайно один из слоганов MGM — "Звезд больше, чем на небе". И хотя к 1970-м она утратила былое могущество (на ее счету лишь три из сотни картин--кассовых рекордсменов 70-80-х), но зрители и критики с полным на то основанием ждут, что рыкающий лев (фирменная заставка) их чем-нибудь порадует. (В послужном списке MGM значатся такие фильмы, как "2001: космическая одиссея" и "Человек дождя".)
С самого начала своей продюсерской карьеры Сэмюэл Голдвин исповедовал непривычную для Голливуда философию: не стоит разбрасываться и работать над несколькими фильмами
 |
| Фото: AP |
| Льюис Майер был одним из многочисленных компаньонов Голдвина. Однако никому больше Голдвин не доверял в свое отсутствие управлять своей фамилией |
На самом деле в период расцвета студии Samuel Goldwyn Productions работа одновременно шла над тремя картинами: одна находилась на стадии подготовки, вторую снимали, третью готовили к прокату. Эта практика принесла невиданный успех: в отличие от своих бывших партнеров на MGM и Paramount, работавших конвейерным методом (кассовых рекордсменов они сняли на порядок больше, но было много и картин откровенно проходных и просто провальных), практически каждый фильм студии Голдвина становился, как говорят сейчас, хитом. "Все, что нам нужно,— любил повторять этот продюсер-перфекционист,— картина, завязкой которой служит сцена землетрясения, а дальше все развивается по восходящей до самой кульминации". Спустя четверть века после смерти Сэмюэла Голдвина и более сорока лет после выхода его последнего фильма он остается редким примером того, как можно подняться на голливудские вершины без потери независимости — творческой и финансовой.
Вторым слагаемым успеха Голдвина была его ставка на звуковое кино. Современным кинозрителям, избалованным техническими чудесами вроде Dolby Surround, трудно понять, как можно снимать кино без звука. На исходе второго десятилетия прошлого века все имевшие отношение к кинематографу недоумевали по иному поводу: как можно допустить в кино то, что непременно убьет их профессию и бизнес. Например, Чарли Чаплин в звуковое кино так и не поверил — шутил: "Ничто не заменит удовольствия видеть, как женщина открывает рот, и при этом не слышать ее слов". Однако студия Голдвина смело внедрила новшество. Три ее пионерных звуковых фильма конца 20-х — начала 30-х годов — триллер "Бульдог Драммонд", экранизации успешной бродвейской пьесы "Уличная сценка" и романа Синклера Льюиса "Эрроусмит" — окупились сторицей, принеся десятки миллионов долларов кассовых сборов.
Не подвела "золотую рыбку Голливуда" интуиция и с мюзиклами. Для съемок картины "Whoopee!" (1930) он нанял мало кому известного нью-йоркского композитора и аранжировщика Альфреда Ньюмена. Фильм стал первым шедевром этого жанра, а Ньюмен на три с лишним десятилетия превратился в одного из самых востребованных композиторов американского кино.
Голдвин — великий и ужасный
Список кинозаслуг Сэмюэла Голдвина впечатляет. Тут имена, которые он открыл, а также люди, чьей творческой карьере он дал серьезный толчок: актеры Гари Купер, Дэвид Нивен, Лоуренс Оливье, актрисы Мерл Оберон и Сьюзен Хейуорт, режиссер Уильям Уайлер, композитор Джордж Гершвин, привлеченные в качестве сценаристов драматург Лилиан Хеллман и писатель Синклер Льюис. На студии Голдвина были поставлены серьезные драмы (стоит упомянуть, например, "Лисички" по знаменитой пьесе Лилиан Хеллман
 |
| С самого начала Голдвин сделал ставку на звуковое кино: его "Whoоee!" стал первым успешным киномюзиклом |
В 1946 году Голдвин выпустил "Лучшие годы нашей жизни" — трехчасовую драму о возвращении американских солдат с последней войны. Картина, снятая Уильямом Уайлером, признана классикой американского кино и собрала рекордный на тот момент урожай "Оскаров". Семь золотых статуэток достались постановщикам (в том числе оба главных приза — за лучший фильм и за лучшую режиссуру), еще одна — актеру Гарольду Расселу, потерявшему на войне руку, за "заряд надежды и мужества, посланный всем ветеранам войны". В процессе работы над фильмом, когда его прокатные перспективы оставались более чем туманными, а бюджет разбухал как на дрожжах, Голдвин заявил: "Мне наплевать, что она принесет гроши. Но я сделаю ее такой, что ее посмотрит каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок в Штатах!"
Однако знаменитое коммерческое чутье киномагната порой давало сбои. Главным своим фиаско как продюсера Сэмюэл Голдвин считал увод у него из-под носа знаменитой сказки Фрэнка Баума "Волшебник страны Оз" (более известной у нас по пересказу Александра Волкова "Волшебник Изумрудного города" с многочисленными продолжениями). Голдвин, обладавший правами на экранизацию, счел ее бесперспективной и в 1938 году продал эти права бывшим партнерам из MGM за $75 тыс. А потом рвал на себе волосы — фильм стал блокбастером, принеся рекордные по тем временам $4,5 млн кассовых сборов (больше до войны собрали лишь "Унесенные ветром").
При всем уважении, которое мир американского кино испытывал и продолжает испытывать к Сэмюэлу Голдвину, никто никогда не считал его ангелом во плоти (включая самого Голдвина). Буйный темперамент киномагната, следствием которого были скандалы и судебные иски, удавалось гасить только его второй жене, кинозвезде Фрэнсис Хауард, на которой он женился в 1925 году, спустя шесть лет после развода с Бланш Ласки. Порой он поражал своими проектами голливудское общество, которое уже в то время было трудно чем-либо удивить. Например, в 1930 году Голдвин уговорил Коко Шанель заключить немыслимый по тем временам контракт на $1 млн, по которому знаменитая кутюрье должна была одевать звезд Samuel Goldwyn Productions и на сцене, и в жизни. Этот проект пошел прахом после того, как звезды заартачились — отказались от навязанных им услуг.
 |
| Выпущенный Голдвином после второй мировой войны фильм "Лучшие годы нашей жизни" завоевал восемь "Оскаров" |
Ходили слухи о прижимистости, если не сказать — скупости магната, впрочем легко объяснимой бедным детством. Например, Голдвин часто сулил членам съемочной группы золотые горы в виде крупных премий по завершении картины. Однако, как только работа над фильмом заканчивалась, а сам он приносил очередной успех, владелец студии напрочь забывал об обещаниях. При этом любил повторять: "Устное соглашение не стоит и той бумаги, на которой оно написано".
Тут самое время поподробнее рассказать об одном из талантов Голдвина, приводившем в восторг журналистскую братию. Его афоризмы, получившие название голдвинизмов, соперничают по популярности со знаменитыми законами Мерфи и Паркинсона. Вот еще несколько образцов: "Никогда ничего не предсказывайте, особенно будущее", "Лучше ежедневно общаться с умным идиотом, чем с глупым гением", "Сообщаю вам свое окончательное решение: может быть", "Любому, кто собрался на прием к психиатру, следует сначала проверить, все ли у него в порядке с собственной головой", "Больница — это не место для больного", "Утром меня посетила грандиозная идея, но она мне не понравилась", "Не думаю, что нужно садиться за автобиографию, пока ты еще жив", "Если бы Рузвельт был жив, он бы перевернулся в гробу", "Эти режиссеры вечно режут руку, кладущую золотые яйца".
Долгое время журналисты и коллеги Голдвина рассматривали все это как словесные упражнения, свойственные творческой личности. Однако в какой-то момент киномагнат выступил с сенсационным сообщением: почвой для появления словесных парадоксов является его недоученный английский. Часто бывало, что он хотел высказать абсолютно банальную мысль, а получалось нечто совершенно иное, то, что всем казалось верхом остроумия! Впрочем, Голдвин явно прибеднялся: язычок у него был острый, и часто кажущиеся нелепыми "голдвинизмы", безусловно, обогатили английский язык.
Более ясные, не допускающие различных толкований высказывания Голдвина вошли в издания вроде "Крылатые слова" или "В мире мудрых мыслей". Приведем, например, такие: "Из всех видов рекламных объявлений я обращаю внимание только на те, в которых одни факты и ничего больше", "Кинокартины должны развлекать; если хотите передать сообщение, воспользуйтесь почтовой службой Western Union" (тут игра слов: по-английски message — это и банальное "сообщение" и "весть,
 |
| Когда Сэмюэл Годвин понял, что его время прошло, он объявил о наступлении времени Сэмюэла Голдвина-младшего |
Кино продолжается
Как-то Сэмюэл Голдвин сказал: "Кино не умрет, пока в кинотеатрах будут гасить свет", намекая на свойство влюбленных целоваться в кинозалах. Однако сам он всегда придерживался строгих моральных принципов. Кино, считал Голдвин,— развлечение прежде всего семейное. "Джентльмену не должно быть стыдно, если он пришел в кинотеатр с женой. Тому, что происходит в спальне, не место на киноэкране",— говорил он. И не допускал в своих картинах вольностей, нарушающих общепринятые устои,— это касалось и сексуальной, и религиозной стороны жизни.
Консерватизм Голдвина сослужил ему дурную службу. В послевоенное десятилетие настроения кинозрительских масс Америки начали стремительно трансформироваться (в том числе под влиянием набиравшего силу телевидения). Некоторые фильмы 1950-х — такие, как "Жена епископа", "Мое глупое сердце" (по рассказу Сэлинджера, которому картина так не понравилась, что он зарекся иметь дело с кинематографом) или киноверсия знаменитой оперы Гершвина "Порги и Бесс" (также вызвавшая возмущение наследников композитора) — исправно, как это было и раньше, приносили студии Голдвина и кассу, и "Оскаров". Однако уже к началу "хипповых" и "сексуально-революционных" 60-х всем стало ясно, что время Сэмюэла Голдвина прошло,— в том числе и самому владельцу студии. И тогда он совершил поступок, достойный уважения: добровольно ушел на покой. Киномагнат оставил дело сыну — Сэмюэлу Голдвину-младшему, а тот в свою очередь передал его по наследству своему — известному актеру Тони Голдвину.
Отойдя от дел, "почетный киномагнат Америки" прожил еще полтора десятилетия, оставаясь влиятельной фигурой в мире кино. К нему с почтением относились как соратники, так и бывшие конкуренты, и даже далекие от сантиментов голливудские журналисты не считали возможным серьезно задевать его в своих статьях. В Мишурграде (Tinseltown), как прозвали Голливуд, подобное случалось нечасто: врагов там нажить куда легче, чем друзей. 31 января 1974 года Сэмюэл Голдвин скончался — в последний путь его провожал не только весь Голливуд, но и, можно сказать, вся Америка. Потому что в этой стране, благодаря, в частности, усилиям Голдвина, к кино равнодушны, наверное, только слепые и отдельные сумасшедшие.
ВЛАДИМИР ГАКОВ