гастроли балет
В Большом театре идет серия "Лебединых озер" в исполнении Королевского балета Великобритании. По мнению ТАТЬЯНЫ Ъ-КУЗНЕЦОВОЙ, английская трактовка русской национальной классики оказалась занятной и даже поучительной.
Как известно, "Лебединое озеро" в России — больше, чем балет. В застойные годы оно стало неизменным TV-сопровождением похорон престарелых генсеков. Политическая карьера "Лебединого" достигла апогея в дни путча, когда главный советский балет без конца крутили по ящику, вероятно, в надежде, что народ, обезоруженный прекрасным, не потащится на баррикады. К тому же именно "Лебединое" оказалось главным балетом всех легендарных советских прим — своего рода тестом на звездность. Так что англичане сильно рисковали, включив в гастрольную афишу одноименный спектакль, поставленный экс-премьером и экс-руководителем труппы Энтони Доуэллом. Для страховки в анонсах указывалось, что эта постановка максимально приближена к несохранившейся версии Петипа--Иванова 1895 года: слухи о русской моде на аутентизм докатились и до берегов Альбиона.
Аутентизм спектакля, конечно, оказался мифом — эклектизм постановки бросается в глаза. Но это забавное, многолюдное, обстоятельное "Лебединое", доверчиво изложившее все подробности архаичного либретто петербургской премьеры, выглядело более цельным, живым и одновременно старинным, чем все известные российские редакции.
"Лебединое озеро" англичан перенесено в Россию — это заморский взгляд на нашу непостижимую страну. Взгляд, воспитанный аукционами, торгующими изделиями Фаберже. Художница Иоланда Соннабенд наворотила столько роскошных нелепиц, что сама их избыточность и принципиальная несочетаемость превратились в стиль. На сцене толпятся купчихи в киках и паневах, дворники в фартуках, мастеровые, похожие на балетных цыган, пейзанки в кокошниках с украинскими лентами, имеется среднеазиат в халате, мохнатой шапке и с египетским кувшином в руках и совсем уж загадочные стрельцы с арбалетами. Высший свет одет по моде всего XIX века: от александровских генералов до чеховских интеллигентов. Принц Зигфрид является в шинели с пелериной и меховым воротником — потому что в России всегда зима. К тому же в России все всегда пьют, и эта процедура тоже обстоятельно отражена в мизансценах — вплоть до рвотных спазмов перепивших приятелей принца.
На описание всех причуд оформления не хватит газетных строк — для "Лебединого" важна лишь принципиальная: "лебедей" художница одела в укороченно-рваные "шопеновские" пачки. Эти воздушные юбки ниже колен превращают фантастических птиц в существа иной — получеловеческой — природы. Пластика рук кордебалета, расходящаяся с нашим каноном (нет привычных поз с воздетой над головой рукой-крылом, нет однозначно "птичьих" взмахов, нет строевой подготовки: все пульсирует, дышит, колеблется),— главное отличие английских "лебединых" сцен. Второе, не менее важное,— тот самый условный "разговор руками", который вытравили из советского балета еще в 30-е годы. Эта древняя пантомима ("я была принцессой" — Одетта воздевает руки над головой, "а этот злодей" — Одетта сгибает руки как культурист, демонстрирующий мускулатуру,— "превратил меня в лебедя" — волнообразные взмахи руками), исполняемая с наивной серьезностью, не только придает балету очарование старины, но и восстанавливает ряд мизансцен и рисунков, безвозвратно нами утраченных. И третье (возможно, главное) — назубок знакомые дуэты, ставшие у нас универсальным символом классики вообще, англичане превратили в натуральные диалоги. Разговор с помощью арабесков и аттитюдов придает "чистому" танцу живую конкретность: то Одетта все норовит улететь, а принц настойчиво спеленывает ее руки, то злой филин оттягивает лебедицу от Зигфрида, то Зигфрид призадумывается: не помешался ли он, объясняясь в любви этому странному существу? Похоже, что именно так — подразумевая под каждым движением определенный текст — и танцевали балерины в старину. От этого вполне абстрактные па приобретают множество незнакомых оттенков. Они, в свою очередь, отвлекают внимание от несовершенств артистов.
А отвлекать было необходимо. На первом спектакле Одетту-Одиллию танцевала японка Мияко Йошида — умная и старательная, короткорукая и коротконогая балерина, которой самой природой противопоказано играть как женщину-лебедя, так и роковую соблазнительницу. Хладнокровная и непроницаемая, она безошибочно разделалась с техническими препонами, так что спасать стоило не даму, а ее кавалера. В технически безупречном и актерски натуралистичном исполнении датчанина Йохана Кобборга Зигфрид превратился в затравленного неврастеника, для которого гибель в волнах не любовный подвиг, а единственное средство спасения от материнского гнета. Во втором составе русского Зигфрида станцевал великолепный Карлос Акоста. К па-де-де третьего акта шок от первого появления мулата в заснеженном парке в шинели с каракулевым воротником уже прошел, и публика радостно отдалась его победительному танцу. Виртуоз, впрочем, ни разу не вышел за рамки хорошего вкуса: не раздирал ног в жете и перекидных, не рвал вращения. Просто парил в воздухе, заставляя оркестр притормаживать на ходу, и невозмутимо заканчивал восемь неторопливых пируэтов остановкой на полупальцах. Его партнерша, не по-испански сдержанная Тамара Рохо, к третьему акту вошла в азарт: в середине адажио продемонстрировала фантастический апломб, простояв без поддержки в арабеске чуть не весь финал адажио; в вариации наворачивала по три тура в аттитюд вместо двух, а в коде утерла нос нашим главным виртуозкам, открутив все 32 фуэте с тройными оборотами.
Чудеса техники явили и другие солисты. В частности, в па-де-труа своим прыжком сразила Мара Галеацци: ни одна русская балерина не сделает assemble с тремя заносками или шесть entrechat-six подряд — вполне мужских по высоте и отчетливости. Королевский балет — интернациональная сборная: среди его ведущих солистов с трудом можно выискать англичанина. Но всех этих испанцев, украинцев, итальянцев, латиноамериканцев тренеры-репетиторы ухитрились превратить в единую команду — с общим стилем танца, общим энтузиазмом и той необходимой слаженностью, которая отличает английское "Лебединое озеро". К тому же этот экзотический балет ни за что не показали бы на похоронах партийного вождя. По-моему, это лучший комплимент.