«Птичий лоб»

Четырехмесячная Саша живет с мамой и папой в деревне Крутые Выселки в Тамбовской области. У девочки раньше времени — еще в материнской утробе — срослись кости черепа, поэтому он перестал расти и мозг не может развиваться. Если не сделать операцию, Саша будет умственно отсталой, слепой и глухой. Если сделать операцию, Саша будет развиваться нормально и вскоре никто не увидит разницы между ней и другими детьми.

Хуже всего было первые три часа после родов. В палате интенсивной терапии. Еще до того, как поехать в роддом, Валентина знала: что-то пошло не так. Мало того что тазовое предлежание, так еще и на УЗИ видно: у ребенка какая-то беда с головой. Поэтому кесарево сечение, поэтому срочно. Валентина приехала в роддом и легла на операционный стол с тяжелым сердцем.

Но когда операция закончилась, когда девочку вытащили, когда она закричала, Валентина в этой послеродовой пролактиновой и окситоциновой эйфории была счастлива. Все хорошо! Кричит, жива, здорова!

Этого счастья было несколько минут. Потом новорожденную Сашу забрали и унесли. Валентину перевели в палату интенсивной терапии, и там акушерка сказала: «Сейчас подойдет неонатолог и расскажет, что с ребенком».

Как «что с ребенком»?! Эйфорию как рукой сняло. Акушерка вышла, а Валентина лежала беспомощная после субдурального наркоза и повторяла один и тот же вопрос: что с ребенком?

Она думала, что вот, наверное, эти несколько минут после операции — это и было все то время, которое ей выпало держать Сашу на руках. Врачи ведь почему-то унесли новорожденную. Там ведь с головой была какая-то беда. Что там началось в голове? Ураганный отек мозга? Необратимые процессы? Куда понесли ребенка? В младенческую реанимацию? Борются там еще за его жизнь или уже констатировали смерть мозга?

Три часа Валентина лежала в палате интенсивной терапии. Наконец дверь открылась, и вошла доктор-неонатолог. Она села рядом с кроватью и сделала серьезное лицо. И стала рассказывать про деформацию черепа.

— Так она жива? — подумала Валентина.

А доктор рассказывала про закрытый родничок.

— Жива,— думала Валентина.— Жива!

Доктор рассказывала про раннее сращение черепных швов.

— Жива! Жива! Жива!

Доктор произносила слово «тригоноцефалия» и объясняла, что без операции, раскрывающей раньше времени заросшие черепные швы, голова не может расти и детям с тригоноцефалией угрожают слепота, глухота и умственная отсталость.

А Валентина думала: «Жива! Жива моя девочка!»

Ночь Валентина почти не спала. Но не от переживаний, а оттого что было слишком много дел. За ночь она нашла в интернете все, что можно было найти про тригоноцефалию и сращение черепных швов.

Наутро принесли Сашу. Она копошилась у Валентины на руках и искала грудь. Валентина позвонила мужу и сказала, что все в порядке. Что операция прошла успешно, кровотечения нет, девочка родилась и сразу закричала, только… только вот у нее немножко «птичий лоб». А муж сначала подумал, что «птичий лоб» — это какая-то Валентинина фантазия в связи с перенесенным стрессом, и сказал: «Ну слава богу, что все в порядке».

Если сделать операцию, то все в порядке. Да, это сложная операция. Да, для нее нужно моделирование и саморассасывающиеся пластины, которые придадут черепу правильную форму, и вынимать их потом не придется. Да, никакие государственные квоты не покрывают предоперационного компьютерного моделирования и покупки биорезорбируемых пластин. Да, нужны деньги. Но если мы с вами их соберем, то через пару лет, глядя на Сашу, вы и не догадаетесь, что у нее когда-то был «птичий лоб». Вы увидите, как она бегает и шалит. Вы увидите, как она показывает пальцем на собак и кошек. Вы услышите, как она учится разговаривать. Как все дети.

Валерий Панюшкин, Тамбовская область