На одном из приемов (его устраивал Международный валютный фонд в Вашингтоне)
премьер-министр Великобритании Джон Мейджор (John Major) позволил известной
хиромантке Летиции Палмер (Letitia Palmer) погадать ему по руке. Взглянув на
ладонь лидера британских тори, американская Кассандра не смогла скрыть
удивления: "Внешне вы выглядите спокойным и умиротворенным, но вас терзают
противоречия. Опасность и испытания воодушевляют вас, вы упиваетесь борьбой,
а соперничество — источник вашего вдохновения". Тогда Мейджор лишь
снисходительно улыбнулся, но, по словам близких ему людей, потом еще не раз
вспоминал об этом эпизоде, повторяя: "И откуда это ей знать, какой у меня
характер..."
О трудном детстве и превратностях судьбы
Джон Мейджор родился 29 марта 1943 года в Мертоне (пригород Лондона) в семье
бывшего циркового артиста. Глава семьи Абрам Томас Мейджор-Белл (Abram Thomas
Major-Bell), оставив арену уже немолодым, подрабатывал изготовлением и
продажей святочных эльфов. Но коммерсанта из него не получилось: скопленными
с большим трудом деньгами Абрам распорядился крайне неосмотрительно, вложив
их в заведомо безнадежное дело. Когда он прогорел, семья была вынуждена
оставить небольшой дом в Мертоне и перебраться в двухкомнатную квартиру в
бедном лондонском квартале Брикстон. Джон не знал отцовской заботы, ибо был
очень поздним ребенком: когда он появился на свет, отцу было уже за 67 лет;
через три года после рождения Джона он ослеп и заботиться о нем пришлось уже
малышу, который часто сопровождал его на прогулках в качестве поводыря.
Джон был четвертым ребенком в семье. Первый сын Мейджоров — Фрэнк — умер в
раннем детстве. Сестра Джона Пэм и брат Терри живы и по сей день, однако их
судьбы трудно назвать счастливыми — Терри, например, в момент избрания
своего младшего брата премьер-министром Великобритании был безработным. Пэм
тоже никогда звезд с неба не хватала.
Учился Джон в муниципальной школе в Брикстоне вместе с детьми
рабочих-железнодорожников и безработных. Школу эту никак нельзя было назвать
блестящей с точки зрения даваемых ею знаний, что, правда, не мешало Мейджору
чувствовать себя там вполне комфортно — человек от природы веселый и
общительный. Оказался он и хорошим спортсменом: за время обучения в школе он
прославился как лучший игрок в крикет в округе.
Однако в 16 лет Джон бросил школу — необходимо было зарабатывать. Свою
трудовую жизнь он начал в одной из банковских компаний в Сити, однако служба
там продолжалась недолго, поскольку, по его словам, среди "накрахмаленных и
чопорных клерков" он чувствовал себя неуютно. После долгих мытарств по
конторам и биржам труда он устроился, наконец, разнорабочим, а затем
каменщиком на стройку. И только-только ему удалось кое-как поправить свое
материальное положение, как компания разорилась, а Мейджора уволили. Тут-то и
довелось ему испытать на собственном опыте бремя экономических проблем.
(Тогда он не мог знать, что теми же проблемами — но на ином уровне — ему
придется заниматься в ином качестве и что он будет ответствен за судьбы тех,
с кем когда-то толкался у окошка в бюро по трудоустройству.)
Безработному было 19 лет, и жизнелюбия вполне хватило на все девять месяцев
вынужденного безделья. С утра — поиски работы, регулярные посещения биржи
труда, а вечером — кино. Романтические голливудские фильмы послевоенной поры
с неизменным хэппи-эндом сформировали у него довольно-таки радужную картину
мира. Поэтому, когда в реальной жизни вдруг освободилось место в управлении
по энергоснабжению, Джон продержался там меньше месяца, жестоко
разочаровавшись в том, насколько рутинные будни далеки от экранной сказки.
Жизнь, однако, брала свое, и Мейджору пришлось устроился автобусным
кондуктором. И опять ему было суждено потерпеть фиаско: будущий министр
финансов не смог сдать необходимый для занимания должности кондуктора экзамен
по математике и потерял работу.
Помыкавшись так около двух лет, Джон в 22 года осел было в Standard Сharted
Bank и даже получил назначение в Нигерию в качестве его официального
представителя. И опять не повезло: он попал в автомобильную аварию, после
которой смог встать на ноги (в буквальном смысле) только через год. Так он
встретил свой 23-й день рождения: за спиной — тщетные поиски и метания,
впереди же не высвечивалось почти никакой перспективы. Впрочем, это "почти"
порой значит в жизни очень много.
Карьера, начатая в 23 года
Упорство взяло верх. Джон снова вернулся в банк и всерьез начал изучать
чем-то привлекавшее его беспокойную натуру банковское ремесло. На сей раз его
усилия не пропали даром, а карьера вдруг начала развиваться прямо-таки по
голливудскому сценарию: исполнительного клерка заметил министр финансов
Энтони Барбер (Anthony Barber). Мейджор приятно удивил его редкой
сообразительностью и общительностью. Приглядевшись к клерку повнимательнее,
министр подметил и еще одно качество — "фотографическую память и потрясающую
способность переваривать информацию". К тому же Джон с младых ногтей,
несмотря на свое незнатное происхождение, проявлял искренние симпатии к
партии консерваторов. Все это неожиданным для Мейджора образом повернуло его
судьбу. Направление карьере банковского клерка было задано — Мейджор пошел
"по политической линии".
В банке он получил должность руководителя пресс-службы, на которой смог
установить неплохие связи с маститыми журналистами, которые потом не раз
оказывали ему необходимые услуги. Тогда же Мейджор был избран председателем
Бристольского отделения консервативной партии, после чего, немало удивив
окружающих, рискнул сразу же выставить свою кандидатуру на выборах в
муниципалитет. И выиграл. Вкус победы оказался сладок, и Джон уже
баллотируется в парламент. Здесь, однако, вышла задержка. Только в 1979 году,
с третьей попытки, когда партию тори впервые повела в бой "железная леди" —
Маргарет Тэтчер (Margaret Thatcher), — Джон Мейджор стал депутатом палаты
общин от Хантингтона.
Правда, поначалу Тэтчер не выделяла молодого и честолюбивого парламентария
среди других "консерваторов-заднескамеечников". Его бенефис перед
премьер-министром состоялся несколько позже, и произошло это в лучших
театральных традициях, когда вместо заболевшего актера выпускают на сцену
неизвестного. Во время взрыва в отеле Брайтона, где проходила конференция
консервативной партии, был ранен ее главный парламентский организатор Джон
Уэйхэм (John Waham), и Мейджор стал временно исполнять его обязанности.
Тогда-то он и был приглашен на обед к Тэтчер. Свой "экзамен" Мейджор выдержал
с блеском: он был достаточно учтив и достаточно осведомлен, достаточно
тактичен и достаточно независим, чтобы высказывать собственное мнение.
Отношения двух консерваторов быстро пошли в гору. В 1988 году Мейджоры были
единственным семейством, удостоенным чести присутствовать на праздновании
Рождества у Тэтчер в ее загородной резиденции Чекерс. До этого волей
премьер-министра Мейджор был назначен главным секретарем министерства
финансов и, таким образом, был введен в состав правительственного кабинета.
В новой должности он весьма преуспел, сумев сохранить хорошие отношения со
всеми членами кабинета. Дальнейшие же события потрясли не только парламент,
но и самого Мейджора. Тэтчер предложила ему пост главы Foreign office.
Однако, не успев очнуться от шока, Мейджор вновь оказался в министерстве
финансов, теперь, правда, в качестве его главы. По признанию самого Мейджора
газете Observer, должность главы Foreign office пришлась ему не по душе:
"Министр иностранных дел занимается разработкой концепций, а министр финансов
— фактами и цифрами. Что до меня, то я действительно лучше себя чувствую с
фактами и цифрами".
Наследство Тэтчер
Ставшая кумиром в России, основоположница целого направления моды — деловых
костюмов a la Thatcher, тут же взятых на вооружение "кремлевскими дамами", —
"железная Маргарет" имела у британцев репутацию, сходную с той, какая была у
Горбачева на родине: хороша для иностранцев и не слишком любезна
соотечественникам. По одним оценкам, при Тэтчер Англия пережила революцию в
предпринимательстве и государственном регулировании. С другой стороны,
финансовая и в особенности налоговая политика стали основным объектом для
критики оппонентов. Правда, имя Джона Мейджора в парламентских диспутах
склонялось редко. То ли Тэтчер сама старалась уберечь от нападок своего
протеже, то ли оппозиция имела зуб на других членов кабинета — осталось
загадкой.
Загадкой остается и то, была ли отставка Тэтчер добровольной или, как писали
некоторые лондонские газеты, "результатом заговора", хотя скорее всего гордая
Маргарет вняла деликатным намекам товарищей по партии не рисковать и "уйти
достойно": лоббистские атаки не сулили ничего хорошего.
В 1990 году она сдала свои полномочия не только в правительстве, которое
возглавляла почти десять лет, но и уступила руководящие позиции в партии,
выдвинувшей ее на высший пост исполнительной власти. Решение далось нелегко,
но "железная леди" сохранила достоинство до конца. У нее уже был назначен
преемник, и в течение суток все лидеры тори были оповещены о ее решении:
"Только Мейджор". Сам же 47-летний Джон Мейджор сначала об успехе и не
помышлял. Он следил за событиями со стороны, предпочитая даже не показываться
на людях. При голосовании он недобрал два голоса для избрания (185), но его
соперники, не желая вносить смуту в партийные ряды, по-джентльменски сняли
свои кандидатуры. Впрочем, нашлись и упрямцы, до конца боровшиеся с
"наследником" Тэтчер. Лондонская газета THE INDEPENDENT, например,
опубликовала где-то подслушанную (или кем-то придуманную) фразу Тэтчер о том,
что она хотела бы играть ведущую роль в партии и правительственном кабинете,
"пусть даже сидя на заднем сидении", и якобы Мейджор — наиболее удобная для
выполнения такой роли фигура.
"Сам себе голова"
Причину успеха всегда предпочитавшего оставаться в тени Джона Мейджора
основательно обсуждали лондонские газеты. Многие обозреватели склонялись к
мысли, что дело даже не в политических интригах или кознях, а в характере
самого премьера. В отличие от своих соперников, проведших молодые годы в
стенах Оксфорда и Кембриджа, Мейджор имеет все основания говорить, что он
знает свой народ не понаслышке. Поэтому давно переставшие судить о власть
имущих с позиций некоей мифической "старой доброй Англии" британцы сразу
приняли его как своего. При этом Мейджор сумел сохранить добрые отношения и с
политической элитой. Пресса приписывает ему политические симпатии самого
различного толка — от левых до ультраправых. Но сам премьер реагирует на эти
споры равнодушно, отмечая, что он "либерально мыслящий человек", "практичный
политик" и вовсе "не философ-моралист на манер Адама Смита".
Оправдались ли надежды Маргарет Тэтчер на роль "кардинала Ришелье" в кабинете
Мейджора — вопрос не простой. Ответ на него будет скорее всего
отрицательным. К Тэтчер Мейджор сохранил самые добрые чувства, и по числу
комплиментов в ее адрес с ним может соперничать лишь Михаил Горбачев. Но
времена ученичества кончились, и премьер успел почувствовать не только вкус к
большой политике, но и уверенность в себе. Теперь он все чаще произносит: "Я
— сам себе голова".
Он доказал это во время парламентских выборов в апреле 1992 года, когда
блестяще отстоял право оставаться в особняке на Даунинг-стрит еще пять лет,
отделавшись от ярлыка "наследника Маргарет Тэтчер". За тори, получивших в
Палате общин парламента 336 мест, проголосовало более 14 млн избирателей.
Сейчас правящая партия обладает в парламенте большинством в 21 место, что,
правда, меньше, чем удалось получить команде Тэтчер, но вполне достаточно,
чтобы чувствовать себя спокойно. В "синюю пятницу", как назвали по цвету
флага тори день выборов британские журналисты, на Даунинг-стрит шампанское
лилось рекой, и лишь премьер-министр хранил невозмутимость. Отведав любимой
яичницы с беконом, он позволил себе расслабиться на пару часов, а затем снова
взялся за работу. Реакция же деловых кругов лондонского Сити была не в пример
бурной. Курсы акций 100 крупнейших компаний подскочили на 136,2 пункта, а их
суммарная стоимость возросла на 27 млрд фунтов стерлингов — наглядное
свидетельство доверия к правительству.
Получив поддержку избирателей, премьер-министр сразу же провел реорганизацию
кабинета, введя в него четверых новых министров. Комментируя перестановки,
лондонская TODAY отмечала, что Мейджор хотел сплотить консервативную партию,
в которой были сильны разногласия между сторонниками "жесткого тэтчеризма" и
приверженцами "национального согласия", между "европейцами" и
"евроскептиками". Отблагодарив верно служивших ему в избирательной кампании
Нормана Лэмонта (Norman Lamont) и Джона Селвина Хаммера (John Selvin Hammer)
портфелями министров финансов и сельского хозяйства соответственно, Мейджор
сохранил "экономические" министерства за представителями правого крыла
партии. "Социальные" же ведомства тактично передал представителям умеренных.
По его мнению, жесткость "правых" хороша для валютно-финансовой политики, но
неуместна в вопросах, непосредственно затрагивающих потребительскую корзину
британцев. Что ж, такое сочетание либералов и консерваторов вполне в духе
современной политики — и не только в Великобритании.
Прагматичность не изменила Мейджору и в подходе к национальному вопросу,
становящемуся все более деликатным для Туманного Альбиона, страдающего от
наплыва иммигрантов. Он назначил на пост министра обороны крайне миролюбивого
интеллектуала — шотландца Малкольма Рифкинда (Malcolm Rifkind), полагая, что
население этой провинции поддержит министра, а сепаратистские настроения в
Шотландии не повредят устоявшейся практике Лондона размещать ядерные подлодки
у ее берегов.
Национальные проблемы, между тем, остаются объектом для критики
премьер-министра в парламенте и причиной беспорядков и террористических актов
на улицах Лондона. В октябре прошлого года у его резиденции на Даунинг-стрит
была взорвана бомба. По счастливой случайности Мейджора там не оказалось.
Террористом оказался боец Ирландской республиканской армии (The Irish
Republican Army), борющейся за отделение Северной Ирландии.
Скандалы — это не для Мейджора
В течение всей своей политической карьеры Джон Мейджор успешно хранил образ
немного суховатого и поглощенного делами политика. Скромный бывший клерк в
мешковатом костюме до сих пор остается "темной лошадкой" для репортеров. И
несмотря на все старания любителей "жареных фактов", в его биографии долго не
удавалось отыскать чего-либо, что могло бы вызвать скандал. Охочие до
скандалов газетчики уже было совсем опустили руки. Им оставалось лишь писать
о 50-летней супруге Мейджора Норме (Norma), предпочитающей большую часть
времени проводить в семейном пригородном доме, а не в резиденции на
Даунинг-стрит, где ее муж с утра до ночи занимается государственными делами.
Но вот в конце января, едва в Лондоне поутихли страсти вокруг романа с
замужней дамой наследника престола Чарльза, еще не расторгнувшего брак с
принцессой Дианой, британцам подкинули новую сенсацию. Героем-любовником
публикаций в NEW STATESMAN, SOCIETY и SCALLYWAG выступил 49-летний отец двоих
взрослых детей Джон Мейджор. Сам премьер узнал об этом, находясь с визитом в
Индии. В отличие от спасовавшего перед журналистами принца Чарльза, Мейджор
проявил присущую ему твердость и верность оберегаемому имиджу. По возвращении
он немедленно дал распоряжение своим адвокатам подать на публикаторов сплетни
в суд. Иск был предъявлен двум журналам — левому еженедельнику NEW STATESMAN
и сатирическому изданию SCALLYWAG, — хотя охотников погреть руки на сенсации
было гораздо больше: статью опубликовали почти все крупные лондонские газеты,
включая THE TIMES.
Представители пресс-службы премьера, встав на защиту чести и достоинства
своего патрона, не отрицали, что Мейджор "действительно знаком с упомянутой в
статье миссис X.", но заверили, что "утверждения о наличии между ними
любовной связи безосновательны". Что же касается общественного мнения, то
даже среди оппонентов Мейджора — в лейбористском крыле парламента — считают
эту историю не более чем слухом и относят ее в разряд "исключительно личных"
дел премьера. Так или иначе, но Мейджор получил еще одну возможность вписать
свое имя в британскую историю: он стал четвертым английским премьером в этом
столетии, кто судится с прессой. И тут его имя — в одном ряду с самыми
избранными: Гарольдом Вильсоном (Harold Wilson), Уинстоном Черчиллем (Winston
Churchill) и Дэвидом Ллойд Джорджем (David Lloyd-George).
Пожалуй, здесь следует отметить и другое: Мейджор представляет собой тот
редкий тип политика, к которому неприлипчива скандальная слава. Он остается в
глазах британцев таким, каким решил быть для себя сам. И, несмотря на
скандал, проблемы безработицы и бюджетный дефицит, британцы не потеряли
доверия к премьеру: 51% считают, что он сможет преодолеть инфляцию, 61% —
что он должным образом защищает международные интересы Британии (хотя Мейджор
и не имел таких убедительных аргументов в пользу этого, как его
предшественница, отстоявшая Фолклендские острова). Он сохранил тесное и
равное партнерство с США. Отношения с континентальной Европой складываются не
столь безоблачно, но то, что премьер-министр Великобритании выступает там на
первых ролях, факт очевидный.
Что касается России, то в ее отношении Джону Мейджору удавалось проявить
большую прозорливость, чем Маргарет Тэтчер: в дни августовского путча
1991 г., когда "железная леди" поднимала на ноги мировую общественность для
спасения из заточения "форосского узника", Мейджор был первым из европейских
лидеров, кто связался по телефону с Борисом Ельциным и поддержал его
морально.
Подводить итоги политической карьеры Джона Мейджора еще рано. Занимать кресло
премьер-министра ему предстоит до 1997 года (если не случится вдруг
внеочередных парламентских выборов), а события в мире не дают политикам
возможности расслабиться и перевести дух. Идет ежедневная рутинная работа.
Привычке к ней бывшему клерку не занимать, а эффектных трюков он (хоть и
является сыном циркача) не любит.
НАТАЛЬЯ Ъ-КАЛАШНИКОВА