1 марта 1918 года в Петрограде был подписан Договор между Российской и Финляндской Социалистическими Республиками, в ходе переговоров о котором Ленин согласился на значительные территориальные уступки Финляндии. Несколько недель спустя финская революция была подавлена, но созданные тем договором проблемы напоминают о себе до сих пор.
За ошибочную оценку Лениным возможностей финских красногвардейцев пришлось платить кровью советским красноармейцам
Фото: Николай Петров / Фотоархив журнала «Огонёк»
«Неожиданно широкий и ровный путь к цели»
Вскоре после поражения финской социалистической революции один из ее вождей — О. В. Куусинен — занялся критическим разбором прошедших событий. Он считал, что главной причиной подавления этого вооруженного выступления были настроения среди финских социал-демократов перед его началом. Очень многие из них не хотели этой революции и не собирались ее начинать.
Ничего странного в таком подходе партийцев не было. Великое княжество Финляндское, несмотря на многочисленные попытки ограничения прав, предоставленных ему Александром I после присоединения к Российской Империи, обладало значительной автономией, включая собственный законодательный орган — Сейм. И на выборах в него в 1916 году убедительную победу одержали социал-демократы. А Февральская революция открывала перед ними заманчивую перспективу — установить власть трудящихся мирным путем.
«Нас,— писал Куусинен,— совершенно ослепил обманчивый блеск демократического парламентаризма. Если бы у нас не было однопалатной системы, пропорциональных выборов и весьма демократического избирательного права, если бы партия наша в избирательной борьбе не завоевала уже (летом 1916 года) большинства мест в сейме,— мы вряд ли с такой легкостью поддались бы весенним соблазнам. Но тогда нам казалось, что парламентский демократизм открывает нашему рабочему движению неожиданно широкий и ровный путь к цели. Наша буржуазия не имела в своем распоряжении ни армии, ни даже сколько-нибудь надежной полиции; мало того, у нее не было даже возможности добиться законным путем их организации, так как для этого потребовалось бы согласие социалистического большинства сейма. Казалось, таким образом, что у социал-демократии не было ни малейшего основания к тому, чтобы сойти с пути парламентской законности: этот путь, по-видимому, обещал ей целый ряд легких побед над буржуазией».
Казалось, все складывалось как нельзя лучше. Летом 1917 года социал-демократы провели закон о восьмичасовом рабочем дне. О другом законодательном достижении Куусинен вспоминал:
«В области демократизации коммунального самоуправления нами также была достигнута реформа, означавшая переход от неограниченного единовластия буржуазии к системе всеобщего избирательного права — прыжок, который до того тоже вряд ли имел место в законодательной практике других стран».
Правда, успехи достигались не только и не столько за счет наличия у социал-демократов парламентского большинства.
«Несомненно, конечно,— признавал Куусинен,— что эти законы обязаны были своим осуществлением не одной только нашей деятельности внутри парламента. Революционное брожение, происходившее за стенами его, в значительной мере помогло протолкнуть их быстрее обычного через парламентские мели. Брожение это проявлялось в массовых демонстрациях, которыми сопровождались почти непрерывно все заседания сейма. Демонстрации, благодаря участию в них русских солдат, протекали очень бурно».
«Не переставали колебаться»
Но напуганные размахом манифестаций противники социал-демократов не сидели сложа руки. В Финляндии, впрочем, как и во всей России нарастали продовольственные трудности, о чем в записках Куусинена говорилось:
«Спекуляция, господствовавшая в торговле съестными продуктами, превзошла всякие пределы. Это давало основание думать, что и другие завоевания наши были завоеваниями только на бумаге, ибо закон, ограничивающий спекуляцию съестными продуктами, был выработан и даже принят сеймом, а на деле, между тем, никакого ограничения спекуляции не произошло».
Общее число голосов, поданных за буржуазные партии, оказалось больше числа всех избирателей данного округа
Кроме того, оппозиционные партии убедили социал-демократов войти в коалиционное правительство, и это решение Куусинен считал еще одной серьезной ошибкой своих однопартийцев:
«Коалиционное правительство, вообще, само решительно ничего не предпринимало. Оно было подобно упрямому ослу, которого социалисты тянули за уши, буржуазия за хвост, а он и не думал двигаться с места. Такое положение вещей не могло, конечно, удовлетворить народ. Голодные рабочие массы скоро потеряли всякое доверие к политике коалиционного правительства, а вместе с тем, по-видимому, и к тактике нашей социал-демократической партии».
Долго ждать последствий не пришлось.
«Наша партия не уклонилась от участия в новых выборах, состоявшихся в первых числах октября. В результате этих выборов наша партия, несмотря на значительное увеличение общего числа поданных за нее голосов, осталась в меньшинстве, лишившись, таким образом, своего господствующего положения в сейме».
Куусинен утверждал, что партия проиграла из-за подтасовок на выборах:
«Своей победой на выборах буржуазия прежде всего была обязана ряду мошеннических проделок. Немедленно же после выборов в газетах появились разоблачения о том, что в тех избирательных округах, в которых избирательные комиссии целиком состояли из представителей буржуазии, общее число голосов, поданных за буржуазные партии, оказалось больше числа всех избирателей данного округа. Кроме того, позже, во время революции, у многих председателей избирательных комиссий были найдены на дому кучи поданных за социал-демократов и вполне правильно заполненных избирательных бюллетеней».
Но он не отрицал и то, что рабочие устали ждать улучшения своего положения и отвернулись от социал-демократов. Это снижение поддержки трудящихся, судя по всему, наложило отпечаток на дискуссии о возможности революции в Финляндии, начавшиеся после захвата власти в Петрограде большевиками.
«Общее положение вещей было тогда таково, что мысль об успехе революции казалась далеко не безнадежной. Возбуждение пролетариата было очень велико: он рвался в бой. Буржуазия была сравнительно плохо подготовлена, чувствуя недостаток в оружии, хотя она начала уже тогда ввозить оружие из Германии. Правда, и у пролетариата почти не было оружия, если не считать нескольких сотен винтовок, взятых на время у русских воинских частей. Некоторое количество оружия можно было бы, конечно, в случае необходимости, получить от русских товарищей и, что, пожалуй, еще важней, русские товарищи тогда еще могли оказать финляндской революции непосредственную военную помощь, между тем, как позже, зимою, когда развал в русской армии и во флоте достиг своего высшего пункта, они оказались в этом отношении бессильны. Взвешивая все это, мы, социал-демократы, "сторонники классовой борьбы", не переставали колебаться: сначала мы склонялись было к мысли о революции... а затем — совершенно оставили ее».
«Арестовать и препроводить»
Финские социал-демократы не поддержали начавшуюся в Финляндии всеобщую забастовку. И не могли объявить себя открытыми противниками назначенного новым Сеймом правительства — Сената. Ведь оно 22 ноября 1917 года обратилось к международному сообществу с предложением признать национальную независимость Финляндии.
В тот же день глава советского правительства В. И. Ленин, выступая на I Всероссийском съезде военного флота говорил:
«Если финляндская буржуазия покупает у немцев оружие, чтобы направить его против своих рабочих, мы предлагаем последним союз с русскими трудящимися. Пусть буржуазия затевает презренную жалкую грызню и торг из-за границ, рабочие же всех стран и всех наций не разойдутся на этой гнусной почве. (Бурные аплодисменты.)
Мы сейчас,— я употреблю нехорошее слово,— "завоевываем" Финляндию, но не так, как это делают международные хищники-капиталисты. Мы завоевываем тем, что, предоставляя Финляндии полную свободу жить в союзе с нами или с другими, гарантируем полную поддержку трудящимся всех национальностей против буржуазии всех стран. Этот союз основан не на договорах, а на солидарности между эксплуатируемыми против эксплуататоров».
По получении приказа, захватить при присутствии назначенных комиссаров — Сейм, университет, губернские управления, высшие власти и банки
Прежде всего, большевиков интересовало, каковы шансы на успех революции в Финляндии, и они постоянно запрашивали информацию о происходившем там у руководства солдатских комитетов русских воинских частей и Центрального комитета Балтийского флота (Центробалт). 18 декабря 1917 года советское правительство первым признало независимость Финляндии, однако это не означало в реальности ни немедленного признания финского суверенитета, ни поддержки нового финского правительства. В телеграмме Центробалту и Областному комитету армии, флота и рабочих Финляндии нарком по делам национальностей Сталин сообщал:
«Независимость Финляндии принята. Смешанная комиссия еще не образована, начало для образования комиссии не выработано. До образования и решения Смешанной комиссии существующие отношения с Финляндией остаются в силе, а Областной Комитет является представителем власти как внутри, так и на границах Финляндии».
В находящихся там частях русской армии началась подготовка финских красногвардейцев. А 9 января 1918 года армейский комитет 42-го армейского корпуса направил командованию корпуса предписание:
«Предлагаю обсудить в спешном порядке вопрос о вооружении винтовками финской Красной гвардии, расположенной в казармах 8 Финляндского стрелкового полка, ибо невозможно быть безучастным зрителем возможной гибели на глазах русского пролетариата невооруженного финского пролетариата».
В 17 часов 40 минут 13 января 1918 года по старому стилю (26 января по новому) Исполнительный комитет финляндской социал-демократической партии направил Главному штабу рабочей гвардии Финляндии приказ, который гласил:
«Мобилизация рабочих гвардии назначается на 26 января в 12 час. ночи, и должна быть закончена в течение трех дней.
Лиц, поименованных в особом списке, который будет вам дан, арестовать и препроводить в назначенное вами место, где вы несете ответственность за безопасность и хорошее обращение с арестованными.
Для собственных нужд гвардии, так же и для прочих военных нужд гвардии, вы имеете право дать распоряжение о конфискации отдельных складов, о чем вы должны дать подробное извещение Исполнительному комитету, указав род и количество конфискованных товаров.
По получении приказа, захватить при присутствии назначенных комиссаров — Сейм, университет, губернские управления, высшие власти и банки.
Главный штаб имеет право по своему усмотрению занять необходимые для своих военных нужд здания и места, также транспорт и телефон.
Склады спиртных напитков при нахождении уничтожаются. Грабежи немедленно подавляются вооруженными силами».
Революция началась.
«Все равно у нас будет федерация»»
Ни в 1918-м, ни в 1939 году Отто Куусинен (на фото — за столом) не смог создать социалистическую Финляндию
Фото: М. Калашникова / Фотоархив журнала «Огонёк»
У руководства советского правительства все еще оставались сомнения в успехе финской революции. Но находившиеся в Финляндии большевики спешили их развеять.
23 января 1918 года Областной комитет армии, флота и рабочих Финляндии телеграфировал в Петроград:
«Положение у нас устойчивое. Власть пролетариата с каждым днем крепнет. Если можете, высылайте на подкрепление сознательных людей, крайне нуждаемся. Оружие вышлите, возможное количество броневиков и пулеметов в распоряжение Военного отдела. Вместе с тем убедительно прошу помочь финансами, так как этот вопрос обстоит в самом незавидном положении».
24 января 1918 года Центробалт в ответ на запрос Сталина сообщал:
«Чувствуется недостаток оружия, главным образом, винтовок. На внутреннем фронте сосредотачиваются силы с обеих сторон. У белогвардейцев много руководителей (генералы, офицеры и пр.), но солдаты неважные, а у красногвардейцев — хорошие солдаты, но нет хороших руководителей».
Совет народных уполномоченных — социалистическое финское правительство — нуждался и в политической поддержке. Поэтому вскоре активизировалась работа по советско-финскому договору. Однако из-за отсутствия дипломатического опыта у обеих сторон переговоры погрязли в обсуждении деталей. Особенно тяжелым оказался вопрос о границе. Финские товарищи считали себя не только социалистами, но и патриотами. И стремились не только сохранить в составе Финляндии территории Великого княжества Финляндского с преобладающим русским населением, но сдвинуть российско-финскую границу в восточном направлении. Но российские представители не соглашались, и переговоры по пограничному вопросу зашли в тупик.
И это только для социалистической Финляндии, а так — конечно, надо было максимум оставаться в границах старой Финляндии минус Выборгская губерния
Руководители финской делегации решили обратиться напрямую к Ленину. Бывший тогда управляющим делами Совнаркома РСФСР и ближайшим помощником Ленина В. Д. Бонч-Бруевич много лет спустя, в 1944 году, записал свои вспоминания о тех переговорах. Некоторые детали, судя по всему, он к тому времени помнил нетвердо. Но общий ход обсуждения описывал вполне уверенно:
«В Совнарком пришел К. Маннер, председатель финского правительства. Я сообщил об этом Владимиру Ильичу, и мы втроем удалились в небольшую комнату при Управлении делами, на столе разложили совсем небольшую карту Европейской России, на которой Финляндия занимала небольшое пространство.
Владимир Ильич сейчас же приступил к делу.
— Граница Финляндии,— сказал он,— начинается за Выборгом.
— Почему же не за Белоостровом? — ответил вопросом т. Маннер.
— Потому что до Выборга здесь всегда жили и теперь живут русские. Еще при Петре I здесь наши русские рабочие копали руду и строили железоплавильные и другие заводы. Русские пролетарии и тогда еще — помимо всех остальных — деятельно вносили нашу культуру в этот дикий, безлюдный край. Его мы, русские, осваивали, начинали здесь весьма трудное земледелие, строили дороги, селились здесь, разрабатывали леса приходившие сюда еще крепостные крестьяне. Весь край этот был населен, хотя и не густо, русскими.
— А возьмите Ладожское озеро? — продолжал он.— Здесь русские монахи устроили Валаамский монастырь, который жил доходами русских людей в нем работавших и приходивших сюда на богомолье... На озере ходили наши суда: здесь занимались рыболовством и тюленьим промыслом наши рыбаки.
— Но здесь много было финнов,— сказал Маннер.
— Верно, верно, не спорю, но это после, но первые насельники были русские. Это совершенно бесспорно...— твердо сказал Владимир Ильич».
Но финский переговорщик привел неоспоримый аргумент: «Но ведь мы друзья, все равно у нас будет федерация». Отдать то, что потом все равно вернется, видимо, показалось Ленину подходящим вариантом, и он согласился на предложенную финнами линию южной границы Финляндии.
«Западная граница,— вспоминал Бонч-Бруевич,— была ясна — ее начертало само море; восточная сначала шла гладко, но когда мы подошли к области Печенги (Петсамо), здесь получилась задержка. Как только мы стали приближаться к Кандалакшской губе, так наш финский друг стал оттягивать границу к востоку. Владимир Ильич категорически заявил, что здесь, совсем рядом с Мурманской дорогой, никаких прирезок он делать не намерен.
На столе стояла спичечная коробка. Владимир Ильич вынул одну спичку и положил ее вдоль старой государственной финляндской границы. Тов. К. Маннер стал ее сильно оттягивать направо, поворачивая ее верхний конец, как стрелку на циферблате и подводя ее почти к Мурманской дороге. Я знал, что эти с виду пустынные места имеют драгоценные залежи апатитов, а Петсамо было богато никелем.
Я написал Владимир Ильичу записку, в которой писал: "Карта очень мелка. Толщина спички здесь 20–25 километров, а квадратных в 200 раз больше, так как длина спички по крайней мере равна двумстам километрам по маршрутной карте. Обратите на это внимание! Направо драгоценные места".
Владимир Ильич прочел записку, положил ее в карман жилетки и сейчас же переложил спичку назад, которая уже ушла, под натиском т. Маннера, почти к гор. Мурманску.
— Нет, вот только так! — сказал Владимир Ильич и провел карандашом по внутренней стороне спички, которая упиралась в Баренцево море немного правее Печенги.
— И это только для социалистической Финляндии, а так — конечно, надо было максимум оставаться в границах старой Финляндии минус Выборгская губерния.
Маннер понял, что все возражения здесь будут напрасны».
1 марта 1918 года договор был подписан. У представителей социалистического финляндского правительства, правда, не оказалось с собой никакой печати, и ее срочно вырезали из пробки. Но возникло две серьезные проблемы. Население передаваемых Финляндии районов бурно протестовало. А ситуация в Финляндии быстро менялась. Кроме Германии, белые финны начали получать оружие из Швеции. А вскоре в Финляндию прибыли и германские войска.
«Социалистического правительства в Финляндии не будет»
«Таммерфорс,— сообщали "Известия",— пал 6 апреля после 12-ти дневной осады и отчаянного сопротивления со стороны красногвардейцев. Еще за два дня до взятия города штаб Красной гвардии объявил, что патронов остается всего по 8 штук на человека, а снарядов во всем Таммерфорсе было 30 штук. Ворвавшись в город, белогвардейцы стали, прежде всего, расстреливать без разбора всех русских, не щадя ни сестер милосердия, ни раненых, которых выносили на носилках. Всех предварительно раздевали до нага и отводили к забору у железнодорожной станции, где расстреливали группами. Также было поступлено и с красногвардейцами-финнами.
На улицах Таммерфорса, этой цитадели финляндской социал-демократии, царил настоящий ад. Из русских оставались в живых лишь часть служащих Красного креста и немногие мирные жители и то лишь благодаря вмешательству американского консула. Все пленные — всего около 9.000 человек,— были помещены в казармах Колпинского полка, где они провели двое суток без всякой пищи; затем они были распределены на партии и отправлены частью на фабрики, частью в тюрьму. В казарме осталась лишь часть пленных. Им в настоящее время выдают самое минимальное количество продуктов, вследствие чего среди пленных свирепствует эпидемия тифа; умирает по 30 человек в день. Бывали случаи, что стоявшие в очереди за получением пищи пленные падали и тотчас же умирали. Обращение с пленными самое зверское».
Отданную территорию нужно было вернуть. 9 апреля 1918 года Сталин сообщал председателю Мурманского краевого совета А .М. Юрьеву:
«Теперь положение таково (я имею в виду несомненную победу Сената), что социалистического правительства в Финляндии не будет, к тому же население упомянутой полосы, как заявляете Вы, протестует против отдачи финнам полосы. Таким образом, Вы имеете формальное и материальное основание признать договор упраздненным и занять прежнюю границу пограничной стражей».
Советские и финские товарищи обдумывали разные пути выхода из положения. Заключить задним числом отменяющее договоренности о границах соглашение. Или, наоборот, отдать белофиннам Карелию, чтобы они пощадили красногвардейцев. Но было поздно. Финский Сенат признал договор с советской Россией, и его поддержала Германия. Потом СССР воевал за отданные Лениным территории в ходе советско-финской и Великой Отечественной войн. А отголоски того конфликта дают о себе знать до сих пор.