Видеосезон богат на экзотические страшилки. "Водопроводчика" (The Plumber, 1978 ***) Питер Уир поставил, когда был лидером "нового австралийского кино" и еще не думал о переезде в Голливуд, где в 1980-х годах сделает образцовую карьеру. В 1970-х же основной темой его кинематографа было вторжение непознаваемого в устоявшийся мир, бездны, подстерегающие героев в самых неожиданных и безобидных ситуациях. К героине "Водопроводчика", жене университетского профессора, чересчур поглощенного своей работой, вторгается ражий сантехник. Плановый осмотр, дескать, ой, хозяюшка, да как же вы с такими трубами живете, всю систему менять надо, тут и за неделю не справишься. Нормальной российской домохозяйке с порога стало бы понятно, что мужик вымогает бутылку: вот и вся мистика. Но австралийка безропотно сносит мужлана, который разнес всю квартиру к чертовой матери, чуть ли не поселился в ней, терзает ее слух песенками собственного сочинения, а душу — байками о том, как он сидел чуть ли не за изнасилование. Будь фильм на такой сюжет поставлен у нас, его бы восприняли как сатиру на отдельные недостатки в работе коммунальных служб или метафору прогнившего социалистического строя. Но Питер Уир копает глубже. Агрессивность водопроводчика каким-то образом рифмуется с ритуальными песнопениями аборигенов, которые изучает героиня, и с невнятными, кажется, медицинскими исследованиями ее мужа, также зацикленного на аборигенах. Очевидно, всю глубину фильма может постичь только настоящий австралиец. Посмею выдвинуть свою гипотезу: водопроводчик — посланник мистических сил, загнанных англосаксами в подполье, выдавленных из каменных мешков городов, но не намеренных сдаваться и перешедших к партизанской войне в форме мелких сантехнических пакостей. "Призраки Бангкока" (Bangkok Haunted, 2002 ****), кажется, первый вышедший у нас таиландский фильм ужасов. Его создатели Писут Прайсенгем и Оксид Пэнг-Чун сыграли со зрителями злую шутку: забыли предупредить, что фильм состоит из новелл. Поэтому зрителям начинает казаться, что у них едет крыша, они недоумевают, куда пропали только что бегавшие по экрану персонажи, почему действие перенеслось из 1917 года в ночные клубы современного Бангкока. Мораль фильма — мертвые постоянно присутствуют рядом с нами. Три новеллы — изящные вариации на эту тему. Первая напоминает детскую страшилку о черном-черном человеке, разрывающем ночную тишину воплем: "Отдай мою руку!" Рука, впрочем, не его: монстр некогда оттяпал ее у юной танцовщицы, в которую был влюблен. В наши дни рука оказалась спрятанной в антикварном барабане, вокруг которого и началась свистопляска духов. Вторая новелла, где речь идет о некоем приворотном зелье, не слишком внятно написана, но режиссеры компенсируют сценарные недочеты шоковыми эффектами: мертвой и голой девушкой, внезапно оказывающейся в постели влюбленной парочки, или потоками зеленой блевотины, исторгаемой заколдованным героем. Третья новелла — жесткая полицейская история с периферийным участием мертвых девушек. Но в ней есть, наверное, самый невероятный и красивый способ самоубийства, когда-либо придуманный кинематографом: девушка стоит на ледяных блоках с петлей на шее, ожидая, когда лед растает, а полицейские будут, высунув язык, гоняться за несуществующим убийцей. "Призраков Бангкока" обязательно надо досмотреть до последнего кадра, самого страшного, неожиданного и эзотерического. На фоне австралийского и таиландского фильма довольно жалко выглядит дебют Романа Прыгунова "Одиночество крови" (2002 *). То, что лениво сочиненный сюжет не лезет ни в какие ворота, еще полбеды. Ну, пропал муж у молодой ученой Марии, изобретшей панацею от бесплодия. Ну, убивает он девушек по наводке запутавшегося в связях с мафией руководителя проекта. В конце концов, сюжет не главное: Роману Прыгунову очень хочется быть русским Дарио Ардженто и на манер итальянского короля ужасов упиваться безжалостным ритмом ножа, терзающего девичьи тела. Беда в том, что клипмейкерство наложило на его стиль неизгладимый отпечаток. Нет, никакого мельтешения в фильме нет, он снят во вполне традиционном ритме. Но само отношение к физической реальности отравлено привычкой воспринимать любой предмет как товар. Первые кадры фильма можно, грешным делом, случайно перемотать, приняв за рекламу: двое сидят за столиком в кафе, между ними — аппетитный то ли коктейль, то ли мороженое. Типичнейшая клиповая композиция. А Гоша Куценко и Ингеборга Дапкунайте выглядят в ролях ученых примерно так же, как выглядела бы у прокатного стана Брижит Бардо. Но среди этого мертвого мира, населенного мертвыми предметами, внезапно расцветает прекрасный и абсолютно выламывающийся из эстетики фильма эпизод. Героиня Ингеборги Дапкунайте в ночной квартире медленно, словно под гипнозом, полосует бритвой свое тело, вытягивая из вен магнитные пленки, на которых записан ключ к тайне. Увы, ключ к тайне не заслуживал такого изысканного членовредительства.
Видео за неделю
Видеосезон богат на экзотические страшилки. "Водопроводчика" (The Plumber,
Видеосезон богат на экзотические страшилки. "Водопроводчика" (The Plumber, 1978 ***) Питер Уир поставил, когда был лидером "нового австралийского кино" и еще не думал о переезде в Голливуд, где в 1980-х годах сделает образцовую карьеру. В 1970-х же основной темой его кинематографа было вторжение непознаваемого в устоявшийся мир, бездны, подстерегающие героев в самых неожиданных и безобидных ситуациях. К героине "Водопроводчика", жене университетского профессора, чересчур поглощенного своей работой, вторгается ражий сантехник. Плановый осмотр, дескать, ой, хозяюшка, да как же вы с такими трубами живете, всю систему менять надо, тут и за неделю не справишься. Нормальной российской домохозяйке с порога стало бы понятно, что мужик вымогает бутылку: вот и вся мистика. Но австралийка безропотно сносит мужлана, который разнес всю квартиру к чертовой матери, чуть ли не поселился в ней, терзает ее слух песенками собственного сочинения, а душу — байками о том, как он сидел чуть ли не за изнасилование. Будь фильм на такой сюжет поставлен у нас, его бы восприняли как сатиру на отдельные недостатки в работе коммунальных служб или метафору прогнившего социалистического строя. Но Питер Уир копает глубже. Агрессивность водопроводчика каким-то образом рифмуется с ритуальными песнопениями аборигенов, которые изучает героиня, и с невнятными, кажется, медицинскими исследованиями ее мужа, также зацикленного на аборигенах. Очевидно, всю глубину фильма может постичь только настоящий австралиец. Посмею выдвинуть свою гипотезу: водопроводчик — посланник мистических сил, загнанных англосаксами в подполье, выдавленных из каменных мешков городов, но не намеренных сдаваться и перешедших к партизанской войне в форме мелких сантехнических пакостей. "Призраки Бангкока" (Bangkok Haunted, 2002 ****), кажется, первый вышедший у нас таиландский фильм ужасов. Его создатели Писут Прайсенгем и Оксид Пэнг-Чун сыграли со зрителями злую шутку: забыли предупредить, что фильм состоит из новелл. Поэтому зрителям начинает казаться, что у них едет крыша, они недоумевают, куда пропали только что бегавшие по экрану персонажи, почему действие перенеслось из 1917 года в ночные клубы современного Бангкока. Мораль фильма — мертвые постоянно присутствуют рядом с нами. Три новеллы — изящные вариации на эту тему. Первая напоминает детскую страшилку о черном-черном человеке, разрывающем ночную тишину воплем: "Отдай мою руку!" Рука, впрочем, не его: монстр некогда оттяпал ее у юной танцовщицы, в которую был влюблен. В наши дни рука оказалась спрятанной в антикварном барабане, вокруг которого и началась свистопляска духов. Вторая новелла, где речь идет о некоем приворотном зелье, не слишком внятно написана, но режиссеры компенсируют сценарные недочеты шоковыми эффектами: мертвой и голой девушкой, внезапно оказывающейся в постели влюбленной парочки, или потоками зеленой блевотины, исторгаемой заколдованным героем. Третья новелла — жесткая полицейская история с периферийным участием мертвых девушек. Но в ней есть, наверное, самый невероятный и красивый способ самоубийства, когда-либо придуманный кинематографом: девушка стоит на ледяных блоках с петлей на шее, ожидая, когда лед растает, а полицейские будут, высунув язык, гоняться за несуществующим убийцей. "Призраков Бангкока" обязательно надо досмотреть до последнего кадра, самого страшного, неожиданного и эзотерического. На фоне австралийского и таиландского фильма довольно жалко выглядит дебют Романа Прыгунова "Одиночество крови" (2002 *). То, что лениво сочиненный сюжет не лезет ни в какие ворота, еще полбеды. Ну, пропал муж у молодой ученой Марии, изобретшей панацею от бесплодия. Ну, убивает он девушек по наводке запутавшегося в связях с мафией руководителя проекта. В конце концов, сюжет не главное: Роману Прыгунову очень хочется быть русским Дарио Ардженто и на манер итальянского короля ужасов упиваться безжалостным ритмом ножа, терзающего девичьи тела. Беда в том, что клипмейкерство наложило на его стиль неизгладимый отпечаток. Нет, никакого мельтешения в фильме нет, он снят во вполне традиционном ритме. Но само отношение к физической реальности отравлено привычкой воспринимать любой предмет как товар. Первые кадры фильма можно, грешным делом, случайно перемотать, приняв за рекламу: двое сидят за столиком в кафе, между ними — аппетитный то ли коктейль, то ли мороженое. Типичнейшая клиповая композиция. А Гоша Куценко и Ингеборга Дапкунайте выглядят в ролях ученых примерно так же, как выглядела бы у прокатного стана Брижит Бардо. Но среди этого мертвого мира, населенного мертвыми предметами, внезапно расцветает прекрасный и абсолютно выламывающийся из эстетики фильма эпизод. Героиня Ингеборги Дапкунайте в ночной квартире медленно, словно под гипнозом, полосует бритвой свое тело, вытягивая из вен магнитные пленки, на которых записан ключ к тайне. Увы, ключ к тайне не заслуживал такого изысканного членовредительства.