Это было меньше года назад. Мы пригласили Клода Ланцмана в Санкт-Петербург на фестиваль «Послание к человеку». Программа почетного гостя предполагала символический выстрел из пушки в Петропавловской крепости. Я сомневался в разумности этой идеи, но Ланцман написал, что готов.
Фото: Григорий Собченко, Коммерсантъ / купить фото
И на моих глазах 92-летний ветеран, человек-легенда мирового документального кино поднялся по высокой лестнице (всего с одной остановкой) к орудию и выстрелил. Выглядел гордым и довольным. Его сопровождала подруга. Вечерами, как донесла разведка, он ужинал в номере с водкой и икрой.
Потом на «Послании к человеку» показали его фильм «Напалм», полный глубокого сострадания к стране, пережившей трагедию тотального истребления. А на обсуждении картины мы неожиданно подружились, он даже назвал меня своим сыном и в последний вечер пребывания в городе пригласил на ужин в ресторан.
Первый вопрос, который задал мне Ланцман: «Ты еврей?» Отрицательный ответ разочаровал его, но после недолгой дискуссии мы пришли к выводу, что символически «все мы евреи».
Он весь вечер рассказывал о своей семье, тогда я узнал, что совсем недавно он потерял единственного, позднего сына, который умер от рака, когда ему не было тридцати.
Его страсть к жизни была невероятной. Он с трудом ходил, опираясь на палку, но, как выяснилось, каждую субботу садился за руль и гнал по автобану из Парижа в Женеву, где жила его подруга. За ужином он съел дюжину устриц и бифштекс с кровью, выпил три больших бокала красного вина и предложил заказать по четвертому. Я отказался, но он все же заказал себе и выпил. Когда расплачивался карточкой, что-то не сработало, и я заплатил своей. На следующий день провожающие с трудом добудились его в отеле и отвезли в аэропорт. Через них он передал мне деньги за ужин, поскольку, как было сказано, приглашал он.
Мы еще раз увиделись в Париже, я навестил его дома, но он почти не мог общаться, потому что подхватил инфекцию и был очень слаб. Последний раз я увидел его всего полтора месяца назад — увидел издалека и сразу узнал по походке, костюму и красному шарфу. Он вышел из автомобиля и подошел, поддерживаемый подругой, к знаменитой лестнице Каннского фестиваля. А потом поднялся на нее.
Он не собирался умирать.