На Исторической сцене Большого театра продолжаются гастроли Софийской оперы. Главный номер программы — «Кольцо нибелунга» Вагнера — напомнил Юлии Бедеровой новогоднее ледовое представление.
Софийский театр превратил «Кольцо нибелунга» в забавный детский спектакль
Фото: Виктор Викторов
Тетралогия завершится 23 мая оперой «Гибель богов», а пока интерес к постановке Пламена Карталова 2013 года обеспечен прежде всего тем, что никакого другого «Кольца» в Москве живьем услышать невозможно. Так же было, когда Гергиев привозил спектакль художника Георгия Цыпина, сделанный без режиссера вовсе. Но Софийский театр по этому пути не пошел, тем более что он располагает опытным режиссером, а по совместительству — художественным руководителем. И все же софийский Вагнер — отчетливо дизайнерская продукция. Но если цыпинской концепции в сочетании с гергиевской в свое время хватило на то, чтобы заполнить сцену и монументальное вагнеровское время, то болгарский результат скромнее.
«Не осовременивать, а рассказывать как сказку»,— объясняет Карталов, хотя между тем, что он называет «осовремениванием», и тем, что можно понимать под «сказкой»,— тысячи подходов. Из них выбран один — шоу в духе новогодних ледовых представлений. Поэтому в спектакле, хотя и не сразу, появляются елочки. Но сначала над сценой нависает загадочная конструкция из трех конусов. Что именно они означают, публика узнает позже, когда эти конусы целиком спустятся из-под колосников. Тут и окажется, что они символизируют Валгаллу. Как в хорошем спектакле, конструкция многозначительна: конусы изображают то лес, то горы, то пламя. То, в конце концов, служат экраном для видеопроекции, в том числе для смешных змея и жабы, в которых превращается гном Альберих в шапке-невидимке. Ну и что, скажете вы, что смешных: еще Патрис Шеро заложил традицию комического изображения вагнеровских чудищ. Все верно, но он не закладывал традиций актерского изображения трагических героев так, что выглядят они удручающе комично.
Здесь все шагают, подволакивая ногу, сидят подбоченясь, падают раскинув руки, потрясают то копьем, то мечом, то гривой, вращают многочисленными глазами и делают прочие па из ассортимента детского театра, дополняя картину мизансценами 18+.
Пожалуй, никто бы не удивился, если бы они делали все это на коньках. Но нет. Артисты поют и прыгают на батуте, причем втроем, причем показывая в воздухе шпагат. И, между прочим, он выглядит увереннее, чем верхние ноты. Так режиссер решает сцену русалок в прологе, чего только не видавшую, включая настоящие заплывы в настоящей воде. В этом смысле акробатические номера на батуте с пением — новация. Дальше их меньше, но характерный задорный холодок ледовой елки все время ощущается.
Заедая и дребезжа над сценой в воздухе, появляется пластмассовый летучий кораблик — это Логе. Великанов выкатывает складская подъемная тачка. Без старого доброго принципа deus ex machina не обходится и дальше, когда на движущейся ленте, как на конвейере (вряд ли задуманный режиссером эффект), проезжают мимо героя его мысли и воспоминания — буквально. Режиссер вообще часто стремится оживить действие. Так, на словах Зиглинды «Как он неподвижен», он просит раненого Зигмунда проворно перевернуться с живота на спину. Ну чтобы никто не заскучал.
И никто не скучает. Если бы не музыка. Возможно, оркестр отчасти стал жертвой сложной акустики Большого театра (правда, не там, где сам обессиливал и нестройно гудел), но певцов здесь было слышно довольно хорошо. У многих из них были удачные фрагменты, хотя в целом ни к вагнеровскому, ни к какому-либо другому стилистически определенному вокалу они отношения не имели.
Гастроли Софийской оперы в Москве (пока Большой театр гостит в Китае) — часть большого турне, в которое входят еще Китай и Япония. Тут вспоминается «Мишень» Сорокина-Зельдовича, в которой Москва оказывается транспортным хабом между Западом и Востоком. И если политика Большого уже хорошо согласуется с сорокинским сценарием, то Запад в этом смысле еще отстает. Надо немножко подождать, пока Байрейт или Баварская опера, да хоть бы и Метрополитен-опера с ее смешным Лепажем, сдвинутся, как Бирнамский лес, в сторону Дальнего Востока, и нам повезет: мы увидим наконец-то взрослые версии «Кольца». А пока так.