спецслужбы
В конце прошлой недели в Британии было объявлено о смерти на 91-м году жизни английского ученого Аллана Нанна Мея — бывшего агента советской военной разведки (ГРУ). В лучших традициях жанра его похороны прошли в глубокой тайне. Физик Мей оставался последним живым участником охоты Кремля за американскими атомными секретами, и, видимо, поэтому в некрологах его назвали "великим сталинским шпионом".
Жизнь Мея оказалась растянувшимся на десятилетия "осложнением" после перенесенной им в молодости "детской болезни левизны". В начале 1930-х юный Мей то ли из любопытства, то ли отдавая дань моде, охватившей студентов Кембриджа, стал членом коммунистического кружка. Впрочем, он тратил на свое красное хобби не слишком много времени и в 1933 году успешно защитил докторскую диссертацию по физике. Советская разведка, искавшая в то время агентов в среде английских интеллектуалов-леваков, не обратила тогда на Мея никакого внимания. В отличие от куда более заметных кембриджских красных — Кима Филби и Дональда Маклина, Мей не принадлежал к британской элите и не имел шансов со временем попасть в правящую верхушку Соединенного королевства.
"Болезнь левизны" у Мея постепенно излечивалась. Сначала он сменил партийную стезю на профсоюзную, став одним из руководителей союза ученых в Кембридже. А окончательно увлечение идеями классиков марксизма прошло после того, как в 1935 году Мей своими глазами увидел сталинский СССР. Его научная карьера складывалась вполне успешно, и в 1940 году он возглавил кафедру в Лондонском университете. И именно в тот момент, на его несчастье, в мире началась атомная лихорадка.
С 1942 года на поиски секрета американской ядерной бомбы были брошены все силы НКВД и ГРУ. Судя по документам, вербовка агентов среди людей, мало-мальски приближенных к атомным секретам, была столь же массовой, как и репрессии 30-х годов. Разработку Мея, приглашенного работать в английский атомный проект, поручили одному из самых опытных вербовщиков ГРУ Яну Черняку. Что сразу свело к нулю все шансы Мея на сохранение верности короне. И Мей, он же агент Алек, передал советской разведке более 100 листов документации о способах обогащения урана, конструкции реактора и т. д. Делал он это крайне неохотно. И впоследствии вспоминал, что заниматься шпионажем — все равно что быть привратником в туалете,— очень сильно воняет. Однако он успокаивал себя тем, что кто-то все равно должен делать и эту работу.
Шанс порвать с советскими друзьями появился у Мея в конце 1942 года, когда его перевели на работу в Канаду, где совместно с американцами трудилась англо-канадская группа физиков-атомщиков. Сначала проблемы с организацией встреч были у ГРУ, а затем от них под разными предлогами начал уклоняться сам Мей. Для атомного шпионажа СССР эта потеря не стала катастрофической. Только в Канаде действовало еще более десятка советских агентов. Однако после капитуляции Германии агенты один за другим стали терять интерес к тайной работе. Самое ужасное для канадской резидентуры ГРУ заключалось в том, что все они поочередно отказались выполнить приказ Москвы — добыть образцы урана-233 и урана-235.
Чем грозит неисполнение приказа Центра, никому из разведчиков объяснять не требовалось. И Мея подвергли грубому шантажу. Один из офицеров ГРУ неожиданно пришел к нему домой и объяснил, что, если Мей откажется, "у него может возникнуть повод для серьезного беспокойства". Приказ был выполнен.
В сентябре 1945 года Мей вернулся в Англию. ГРУ назначало ему время и места для встреч в Лондоне. Но Мей на них так и не пришел. Правда, от ареста это его не спасло. В том же сентябре 1945 года из канадской резидентуры ГРУ дезертировал шифровальщик Игорь Гузенко. В числе прочего он унес с собой и несколько донесений о работе агента Алека.
Для британских спецслужб вычислить изменника не составило труда. А при первом же серьезном допросе Мей признался во всем. Его не выдали американцам, ведь на суде в Штатах стало бы очевидным, что все британские ученые шпионили в Америке прежде всего для своего правительства. И лишь потом некоторые из них делились информацией с СССР. Видимо, по этой же причине срок наказания Мею оказался для шпионажа сравнительно небольшим — десять лет, из которых он отбыл в тюрьме меньше шести.
После тюрьмы он вернулся к научной работе, его статьи вновь печатали научные журналы, а в начале 60-х он получил кафедру в одном из университетов в Африке. Со временем ему удалось вернуть признание коллег.
По иронии судьбы в рядах советской ядерной агентуры он оказался самым долгоживущим. И потому после смерти опять поневоле стал героем скандальной хроники.
ЕВГЕНИЙ Ъ-ЖИРНОВ