Никита Иванов сидит на полу и плачет. Он бегал и упал, упал и ушибся. С головы у него свалилась пилотка со звездой, и он говорит: "Пилотка упала, надень мне ее". Ушибаться Никите больнее, чем любому другому ребенку, потому что на обездвиженных руках у него атрофированы мышцы. Если спросить сейчас Никиту, чем ему можно помочь, он скажет: "Подними меня".
В Ермолинский детский дом Никита попал двух лет от роду. У него не гнулись суставы на руках и ногах, и он был косолапым. Он думал, что другие дети ходят, потому что у них есть ботинки, а он только лежит или ползает на попе, потому что у него ботинок нет. Он все время просил ботинки. На самом деле ноги у Никиты так выворачивались вовнутрь, что там, где у обычного человека пятка, у Никиты был подъем стопы. К трем годам ему сделали операцию и вернули ноги на место.
Еще через полгода он подполз вдруг к стене, оперся спиной о стену и встал во весь рост. Воспитатели, видевшие его тогда, говорят, что на лице его был восторг, какой был бы на лице обычного человека, если бы тот вдруг взмахнул руками и полетел. Никите купили ботинки и перевели из группы "тяжелых" детей в группу "ходячих".Среди его новых товарищей была девочка, которую родители забыли в лесу во время пикника, и она трое суток жила в лесу, как Маугли. Другая девочка понимала все слова, но не умела их говорить. Третья — знала, как зовут всех нарисованных зверей в разорванной книжке. Никита ходил на прямых ногах, загребая ногами, как луноход, тем не менее самая красивая в этой новой группе девочка Анжела соглашалась с Никитой танцевать, а другие дети помогали Никите брать игрушки. Он не мог тогда сам брать игрушки, потому что руки у него были негнущиеся и тонкие, а пальцы на ладонях были склеены вместе, как у утки.
Потом детдомовский логопед Галина Кузьминична взяла Никиту и поехала с ним в Петербург. В Петербурге Никите должны были отклеить большой палец от левой ладони и, вырезав лоскут широкой мышцы спины, сделать из него двуглавую мышцу на левой руке, чтоб рука сгибалась. Никита очень хотел эту операцию. Он забыл, как бывает после операции больно, а помнил только, что после первой операции стал ходить.
По дороге Никита спрашивал, можно ли ему звать Галину Кузьминичну мамой.
— Ну я же тебе не мама.
— А можно тогда я буду звать вас бабушкой?
— Ну я же тебе не бабушка.
— А мне найдется мама или бабушка?
В петербургской больнице, когда кто-нибудь из детей спрашивал Никиту, кем ему приходится Галина Кузьминична, Никита отвечал, имея в виду не профессию, а как бы степень родства:
— Она мой логопед.
Там же, в больнице, Никита участвовал в конкурсе детского рисунка. Он взял фломастер, сжимая его запястьями двух рук, и нарисовал на листе бумаги дождь. Он всегда рисует дождь. Он пока не умеет рисовать ничего, кроме дождя. Теперь, когда ему отклеили большой палец от ладони, Никита научится брать фломастер одной рукой и сможет нарисовать дом с дымом из трубы и собакой на пороге.
Я пришел к Никите в гости. На веранде своего детского дома Никита посадил меня на детский игрушечный стульчик, взял запястьями банку кофе и поставил передо мной. Банка была пуста. Никита поставил передо мной чашку и хотел поставить блюдце, но блюдце оказалось слишком плоским, чтоб ухватить его запястьями.
— Дядя, возьми блюдце сам.
Никите нужно еще разделить все пальцы на руках, сделать из еще одного лоскута широкой мышцы спины двуглавую мышцу на правую руку, чтоб рука сгибалась и разработать все суставы, включая каждую фалангу на каждом пальце.
Операций Никите нужно еще восемь или десять. Операций Никита не боится. Разрабатывать суставы ему нужно каждый день по несколько часов, но рабочего времени детдомовского массажиста хватает только на один час в день, потому что, кроме Никиты, там еще сорок детей. Разрабатывать суставы Никита не любит, это очень больно.
Воспитатели жалуются, что сам Никита не занимается разработкой суставов, а занимается только под присмотром массажиста. Мальчику, недавно научившемуся ходить, не хватает усидчивости, говорят воспитатели.
Мне Никита не дает допить понарошечный кофе.
— Побежали играть, дядя!
Он дарит мне все игрушки. Он показывает, как научился бегать, он прыгает, потому что ребенка, умеющего прыгать, легче полюбить. Он спотыкается, падает и ушибается больней, чем может ушибиться любой другой шестилетний ребенок. Он сидит на полу и плачет. С головы у него свалилась пилотка со звездой, и он говорит:
— Пилотка упала, надень мне ее,— потом плачет еще немного и добавляет: — Подними меня.
ВАЛЕРИЙ Ъ-ПАНЮШКИН