Новый театральный сезон в МХТ для Игоря Верника начался со спектакля "Светлый путь. 19.17". В постановке Александра Молочникова Верник играет вождя мирового пролетариата, в "Нурееве" Кирилла Серебренникова ему досталось сразу несколько ролей и все текстовые эпизоды. Ольга Ципенюк поговорила с главным рекламным героем 90-х о счастье, возрасте и самореализации.
Фото: Иван Кайдаш
Фото: Иван Кайдаш
— Игорь Верник как лицо медийное появился благодаря рекламе?
— Ну да!
— И вам понравился этот способ заработка?
— Понравился, конечно. Помню, что за съемку в клипе я получил $200,— не поверил своим ушам и глазам, когда это произошло. А потом за съемку в рекламе какой-то биржи, где я открывал зонтик,— еще 200. Ну это было просто за гранью! И в театре актеры стали обращать на это внимание. Относились по-разному: молодежь воспринимала классно, а более взрослое поколение не понимало, как актер может сниматься в рекламе. Помню, Ия Сергеевна Саввина улыбалась и называла меня "Верник — тысяча долларов за улыбку крупным планом", беззлобно, конечно, но с иронией. Хотя потом я видел некоторых пожилых актеров МХТ в очень средней, я бы прямо сказал, неважной рекламе. К тому моменту я решил уже в рекламе не сниматься.
— Каким способом вам сегодня приятнее всего зарабатывать деньги?
— Выскажу нехитрую мысль о том, что должен поблагодарить судьбу, удачу и родителей за то, что занимаюсь делом, которое бесконечно люблю и оно к тому же приносит мне деньги. Я служу в театре, снимаюсь в кино, делаю проекты на телевидении, у меня есть рекламная компания. Я делал и делаю то, чем занимался бы, даже не получая за это ни одной копейки: управляю вниманием людей. Я с детства был в центре компании, в этом моя природа, я просто не могу иначе.
Фото: Иван Кайдаш
— Обратить в профессию свое стремление быть всегда в центре внимания — это здорово. Такого мало хотеть — это надо еще и уметь.
— Причем обратил я это умение в профессию несознательно. Меня пригласили на телевидение вести программу "Рек-тайм". Я тогда совершенно не понимал, что такое телевидение и с какой стати я, актер Московского художественного театра — для меня это было системообразующим, священным понятием,— должен там что-то делать. Но меня уговорили, и я подсел — стал получать удовольствие от возможности в кадре общаться с людьми, учиться их слушать.
— Но главным в вашей жизни все равно остается театр?
— За прошедший год в театре я провел, думаю, 360 дней из 365. И выпустил три спектакля: три главные роли в Московском художественном театре. Два спектакля по пьесам Вуди Аллена и знаменитый "Дракон" Шварца, все — в режиссуре Константина Богомолова. Этот сезон я начал с роли Ленина в спектакле "Светлый путь. 19.17" , который поставил Александр Молочников. Театр — моя жизнь и мой образ жизни.
— Вам кажется, что так будет всегда?
— Когда Андрей Васильевич Мягков репетировал со мной как режиссер спектакль "Ретро", я спросил его: "Андрей Васильевич, почему вы так мало сами играете, ну почему?" Он говорит: "Знаешь, Игорь, в какой-то момент становится уже неловко выходить на сцену". Для меня это была совершенно дикая мысль. Ведь мы знаем, есть артисты, которые служат театру до последнего дня или даже умирают на сцене. Но со временем я стал об этом задумываться — да, возможно, наступит момент, когда театр станет не первоочередным в моей жизни. Вообще я так устроен, что все время меняю вектор своего интереса. Или сама жизнь что-то меняет, и мое внутреннее ощущение совпадает с этой переменой.
Фото: Иван Кайдаш
— Когда знаменитая улыбка за тысячу долларов померкнет, чем еще вы хотели бы заниматься?
— Послушайте, не надо представлять, что картина моего существования состоит исключительно из тиражирования улыбки. Она имеет отношение к строению моего лица, а никак не к тому, чем я занимаюсь. Я не улыбаюсь каждому встречному, не улыбаюсь, чтобы произвести впечатление или донести ту или иную мысль.
— Каким из своих качеств вы недовольны?
--Я часто опаздываю — иногда буквально, к людям, которые меня ждут, а иногда ментально, психологически опаздываю туда, где мне следовало бы быть, веди я себя по-другому. Раньше я радовался, если мне говорили: "Как это тебе удается сидеть на нескольких стульях, и на каждом сидеть уверенно". Но, наверное, если сидеть на одном стуле, он рано или поздно превращается...
— ...в трон?
— Не обязательно. Но, возможно, у него больше шансов превратиться если не в трон, то в особенное место. Вот смотрите. Одному человеку природа дает сколько-то дара. И он этот дар лелеет, холит, пестует, работает с ним, превращает в достояние. И люди замечают наконец эти усилия, и признают его, и ценят его. А другого судьба щедро одаряет множеством разных талантов...
— Прекрасные родители, внешность, способности — вы о себе?
— Это я обо всех. Хочешь — пиши, хочешь — пой, хочешь — играй, с людьми общайся. И человек это принимает, пользуется играючи, считая само собой разумеющимся. А в результате у одного том за томом выходит в тираж, а у другого сплошные рукописи в голове. Вот я, к примеру, никак не могу записать диск. Есть люди, которые говорят: "Мы любим твои песни, дай нам просто отдельные треки, мы будем слушать". Я говорю: "Сейчас-сейчас, я выпущу диск". Говорю это десять лет, может быть, больше. Не могу сказать, что это выдающиеся какие-то песни — наверное, нет. Но почему, если это у меня уже есть, не довести дело до конца...
— Вы боитесь старости?
— Как можно не бояться старости? Да и потом старость тоже бывает разной. Иногда ужасной, а иногда счастливой, как вознаграждение за что-то или просто как генетический дар. Вот, к примеру, как взрослеет мой папа — я говорю "взрослеет", потому что слово "стареет" к нему неприменимо. Он включен в жизнь, ему все интересно, из него плещет энергия, он с книгой все время, он за рулем до сих пор, он еще год назад преподавал в институте. А моя мама — она, к сожалению, очень тяжело уходила. Тяжело прежде всего для нее самой, потому что она была сильной, с мощным духом, волей, характером. Была двигателем нашей семьи, строителем папиной судьбы, женщиной, в которую мгновенно влюблялись все, и она обожала людей и жизнь, превращала каждый день в праздник! И так ей было отчаянно тяжело осознавать свою немощь. Конечно, нельзя не задумываться о том, что нас ждет. Но и готовиться к этому каждый день — зачем? Надо жить сегодня, сейчас. Да, человек не может не смотреть вперед. Но заглянуть туда не дано никому.
Фото: Иван Кайдаш
— По долгу профессии вы общаетесь с огромным количеством людей. Что вас чаще всего раздражает?
— Меня давно уже ничего не раздражает. Гораздо важнее для меня, когда коллеги или просто незнакомые люди говорят о моих работах в театре, в кино или о нашем новом с братом проекте "2 Верник 2" на канале "Культура", и то, что я актер Московского художественного театра со счастливой возможностью играть лучших драматургов и лучшие роли. Федор Бондарчук, мой друг, говорит мне: "Ты женат на профессии". Ну тут я с ним согласен, с этим надо что-то делать...
— Тем не менее пока вы предпочитаете профессию.
— Потому что сегодня реализация в ней для меня важнее всего. Я очень, очень долго к этому шел. Я служу в лучшем, по моему скромному мнению, театре страны. И сыграл за последние годы семь, восемь или девять главных ролей в потрясающих спектаклях. Не кичусь этим, говорю как человек, влюбленный в свое дело и готовый работать столько, сколько нужно. Тот виляющий хвостом щенок, каким я был на первом курсе театрального института, не знал, что такое счастье придет в его жизнь. Именно это и есть счастье, мое сегодняшнее счастье!
На Игоре Вернике вещи из весенне-летней коллекции Pal Zileri
Фотограф Иван Кайдаш. Стилист Екатерина Павелко. Продюсер Любовь Неверовская