некролог
В Брюсселе от рака легких в возрасте 68 лет скончался глава медицинской комиссии Международного олимпийского комитета (МОК) принц Александр де Мерод. Философ и юрист по образованию, он не предполагал, что станет известен в мире спорта и медицины и что начатая им борьба с допингом приобретет спустя четверть века невероятные масштабы.
Помню, как во время Олимпиады в Сиднее принц Александр де Мерод отчитывался по очередному допинговому скандалу — тогда был уличен в употреблении запрещенных веществ и лишен чемпионского звания американский метатель ядра Си-Джей Хантер. Разговаривая с журналистами, принц, как обычно, шутил, словно речь шла о вполне рядовом событии. Кто-то его спросил: "Неужели все это — я имею в виду постоянные допинговые скандалы — вас совсем не удивляет?!" "Нисколько,— ответил председатель комиссии.— Наоборот, я был удивлен, если бы чего-то подобного не происходило".
С допингом его имя начало ассоциироваться далеко не сразу. Долгое время глава созданной в 1967 году комиссии был известен среди коллег из МОК лишь как убежденный холостяк (де Мерод так, кстати, и не женился) и человек с великолепным чувством юмора, занимавшийся малозначительными вопросами. Но в конце 70-х бельгийский аристократ настоял на том, чтобы спортсменов систематически проверяли на допинг и наказывали за его употребление. На эту мысль принца де Мерода навели неестественно высокие результаты, которые в те годы показывали пловцы и легкоатлеты из ГДР. Исследования его специалистов доказали, что они применяли фармакологические препараты, крайне опасные для здоровья человека. "В действительности мы тогда, в начале битвы, знали лишь пять процентов существовавших допинговых субстанций,— вспоминает медицинский директор МОК Патрик Шамаш, все эти годы работавший в комиссии.— В данный момент знаем, наверное, 97-98 процентов".
В последние годы Александр де Мерод часто откровенничал с прессой, и нередко его истории шокировали. Например, он признался, что во время Олимпийских игр в Лос-Анджелесе в его гостиничном номере лежали несколько листов с положительными результатами теста членов сборной США. Но он беспечно не убрал их в сейф, и, когда номер убирали, документы выбросили вместе с остальным мусором. А накануне Олимпиады в Сеуле от лабораторий, занимавшихся исследованием проб, поступили данные о том, что допинг — эфедрин — обнаружен у пяти атлетов, снова американцев. "И что же с ними было?!" — воскликнул журналист. "Все приняли участие в Играх: тогда лаборатории официально не имели права обнародовать результаты тестов — все делалось через федерации и национальные олимпийские комитеты. Так вот, американцы попросту скрыли бумаги... По-моему, кто-то из этой пятерки даже стал олимпийским чемпионом",— спокойно улыбаясь, объяснил принц де Мерод.
Там, в Сеуле, был первый по-настоящему большой допинговый скандал: золотой медали лишили установившего мировой рекорд на стометровке Бена Джонсона. Тогда он казался еще и первой большой победой над допингом медицинской комиссии и де Мерода лично.
Впрочем, он, лучше других представлявший ситуацию в спортивной медицине, уже тогда сам начинал понимать, что война эта будет бесконечной и победы в ней со временем станут абсолютно равноценны поражениям. Те, кто считал иначе, настояли на создании в 1999 году Всемирного антидопингового агентства (WADA), независимого от МОК и его медицинской комиссии, которое с тех пор фактически возглавляет эту войну. А принц де Мерод опять, как было в 60-е, ушел в тень. И спокойно рассказывал об этих случаях, когда, по сути, прощал нарушителей.
Самое странное, что ему, уже пожилому человеку, отошедшему от дел, симпатизировали гораздо больше, чем более молодым борцам,— тому же главе WADA Дику Паунду. Забыли о вражде с принцем даже американцы. А ведь в США в свое время его почти открыто обвиняли в преследовании местных спортсменов и, пользуясь любым удобным случаем, припоминали, как однажды он обязал все антидопинговые лаборатории, угрожая им лишением аккредитации при МОК, закупать спектрометры немецкого профессора Манфреда Донике стоимостью $500 тыс.: говорили, что значительная часть этой суммы шла на нужды медицинской комиссии. "В отличие от многих сегодняшних деятелей он не был склонен к банальным репрессиям и всегда старался решить проблему так, чтобы решение не пошло во вред спорту. Только сейчас мы потихоньку осознаем, что, скорее всего, так и нужно делать",— сказал как-то его друг Шамаш.
АЛЕКСЕЙ Ъ-ДОСПЕХОВ