юбилей театр
Сегодня исполняется 100 лет со дня рождения Михаила Яншина — одного из самых знаменитых и любимых публикой актеров Московского художественного театра.
Большинству он, наверное, запомнился таким, каким зафиксировала его телезапись знаменитого спектакля "Соло для часов с боем": степенный, чуть вальяжный старик с приятным круглым лицом и чуть хрипловатым глубоким голосом, мудрый и чувствительный человек, одинокий, трогательный и слегка растерянный оттого, что жизнь уже прошла, но добродушный и уютный, вызывающий не сострадание, но доверие. Не зря, видимо, великих мхатовцев, к числу которых принадлежал и Михаил Яншин, официально называли стариками: все они очень органично пережили уход молодости, опыт и возраст обратили в достоинства, гармонично выстроив свои сценические биографии. "Соло" было спектаклем, которым целое поколение прощалось со зрителями, но был у этого поколения и спектакль, с которого все начиналось,— булгаковские "Дни Турбиных".
Биографии мхатовских корифеев навсегда записаны в святцы русского театра. Чтобы ни случилось, молодым актерам всегда будут рассказывать про так называемое второе поколение Художественного театра, воспитанников второй студии МХТ, в 1924 году заявивших о себе в "Днях Турбиных" и потом ставших главными актерами советского МХАТа имени Горького. Всегда будут рассказывать про Яншина (в "Театральном романе", как говорят, названного Булгаковым Патрикеевым), сыгравшего житомирского кузена Лариосика и оставшегося потом до последних дней, то есть больше чем на полвека, в этих великих стенах. Тут он сыграл немало трогательных или смешных недотеп, непременно окрашенных в лирические тона, неожиданно породняя, к примеру, купца из пьесы Островского и аристократа из шеридановской "Школы злословия". Примерно то же самое Михаил Яншин всегда играл в кино. Фильмы и спектакли бывали удачными, бывали проходными, но очевидно, что обаяние актера оставалось всесильным. И бессмысленно сегодня рассуждать над загадкой таланта этих великих актеров: были такие вот уникальные, органичные произведения природы, и все тут. Ничего не прибавишь и не убавишь.
А вот загадка образа их жизни всегда будет притягивать. Орденоносные народные артисты главного театра страны были в Советском Союзе своеобразной кастой. Но у каждого из них обязательно был "второй план", не совсем по Чехову, но вполне в законах серьезной драматургии ХХ века. Небожители метода психологического реализма, многие из них на поверку оказывались любителями обаятельной, старомодной театральной характерности, а иной раз грешили сомнительной с точки зрения "метода" формальной эксцентрикой — так, Яншин снялся в фильме по чеховской "Свадьбе" вместе с "масочниками" Раневской, Гариным и Мартинсоном. Правильные деятели советского искусства, они могли бездумно заклеймить каких-то неведомых им изменников, но могли позволить себе роскошь неожиданной смелости — так, Яншин защищал спектакль "Живой" вроде бы бесконечно чуждой ему эстетически любимовской Таганки.
Сценический и кинематографический Яншин умиротворял, забавлял и успокаивал советскую публику своим далеким от злобы дня искусством. В сущности, все эти любимцы публики были своего рода врачами — они помогали гражданам прожить жизнь как во сне. Но сами в лекарствах не нуждались, были отъявленными гедонистами, любили розыгрыши и кутежи. Яншин мог пригласить приятеля в ресторан с уговором, что платит тот, кто съест меньше,— и всегда выигрывал. Он слыл невероятно азартным человеком, увлекался футболом, был активным посетителем ипподрома, сам участвовал в конных соревнованиях и даже занимал призовые места. Ему были известны глубокие чувства и сильные страсти — в молодости он был женат на Веронике Полонской, о бурном романе которой с Маяковским знала вся Москва. Потом увлекся цыганским искусством, женился на блестящей Ляле Черной и несколько лет возглавлял цыганский театр "Ромэн". Обожал озвучивать фильмы — прежде всего мультики. Но вот на "Союзмультфильме" как раз все делал по "системе" и, озвучивая огурец, долго выяснял у озадаченного режиссера "предлагаемые обстоятельства": с какой грядки этот овощ да какого размера. Словом, был настоящим лицедеем, у которого игра незаметно переходила в жизнь. Благодаря этой двойственности можно было всех обмануть — и публику, и государство, чтобы прожить, кажется, настоящую жизнь в свое удовольствие.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ