гастроли балет
В Большом театре проходят гастроли балетной труппы "Ла Скала" с хрестоматийной постановкой "Ромео и Джульетты" английского классика Кеннета Макмиллана. И труппу прославленного миланского театра, и сам хрестоматийный балет в России увидели впервые. Но сенсации, считает обозреватель Ъ ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА, не произошло.Многолюдную трехактную балетную драму Кеннет Макмиллан (Kenneth MacMillan) поставил в 1965 году в Королевском английском балете для самого знаменитого дуэта десятилетия — Рудольфа Нуреева и Марго Фонтейн. К тому времени в Лондоне еще не выветрилось потрясение от первых гастролей советского Большого театра, показавшего самую первую версию "Ромео и Джульетты". С тех пор Галина Уланова навсегда стала для англичан эталоном балерины-актрисы. А сам жанр монументального балета-драмы — образцом балетного спектакля. 36-летний шотландец, ставя свой первый полнометражный балет, позаимствовал не только либретто Сергея Радлова, но и композиционную структуру спектакля и даже некоторые мизансцены. Балет имел феерический успех — на аскетичном балетном Западе к постановочной роскоши не привыкли, а партии главных героев дали премьерам труппы блистательную возможность удовлетворить свои актерские амбиции.
С 1965 года "Ромео и Джульетта" Кеннета Макмиллана не сходит с афиш ведущих театров мира, получив статус "большого классического спектакля" наряду с канонической классикой XIX века. Но только не в России, где классикой ХХ века числится как раз оригинал, с которого Кеннет Макмиллан делал свой сиквел. Оригинал этот — "Ромео и Джульетта" Леонида Лавровского — олицетворяет тот самый официозный драмбалет, который подавил естественное течение хореографической мысли в отечестве и против которого не без успеха боролись все прогрессивные балетные деятели, начиная с конца 50-х годов. С победой "хореографического симфонизма" Юрия Григоровича постановку Лавровского прочно забыли, а в последние годы опять вспомнили и теперь вывозят на гастроли — уже как советскую экзотику. Но русский-то зритель не успел отвыкнуть от канонов, выработанных десятилетиями, так что для него всамделишная архитектура декораций, "исторические" костюмы, режиссерская разработка сцен, реализм актерской игры и прочие атрибуты балета-драмы — норма, а не диковинка. Сравнения двух версий неизбежны, и надо признать, по многим параметрам русская постановка наголову бьет английскую.
Так, любимый сценограф Рудольфа Нуреева Эзио Фрижерио (Ezio Frigerio), для пущей роскоши вызолотивший Верону от пола до колосников, куда примитивнее, чем покойный Петр Вильямс, обустроивший нам и натуральную площадь с домами и статуями, и роскошный зал итальянского палаццо, и келью патера. У русских Меркуцио, Тибальдов, кормилиц и сеньор Капулетти роли очерчены куда более внятно. Массовые танцы и сцены: "Танец с подушечками" на балу, народные пляски на площади — у нас мощнее и изобретательнее. Не в пример эффектнее и сцена венчания русских Ромео и Джульетты, чем соответствующая пантомима западных любовников.
Не мудрено, что самым тусклым в спектакле итальянцев оказался второй акт, где на первый план выходит толпа с ее однообразно-суетливыми "характерными" подтанцовками и беспрестанно мельтешащей с проститутками неразлучной тройкой дружков (Ромео, Меркуцио и Бенволио). Мужские соло всех трех переполнены неэффективной "мелочовкой" — юркими пируэтами, быстренькими турами, всевозможными па-де-бурре, резкими прыжочками, стремительными поворотиками. На это даже смотреть неудобно, а уж исполнить чисто — великий подвиг, который наша публика, привыкшая к мужским полетам и явно выраженным трюкам, оценить неспособна. Миланская труппа танцует с незнакомой русским артистам радостью и самоотдачей, но распознать ее профессиональные возможности по балету, где в основном танцуют на каблуках и в длинных платьях, трудновато.
Главное преимущество версии Макмиллана — дуэты. Их много, они разнообразны, красивы и представляют собой тот органичный сплав танца и конкретного диалога, которого тщетно пыталась достичь наша балетная драма. В этой ситуации на плечи Ромео и Джульетт сваливается ответственность за весь спектакль: стоит пробуксовать одному из актеров, и гигантское трехактное сооружение может обрушиться как карточный домик. Миланцы предусмотрительно пригласили на роль Ромео звезду Американского театра балета (ABT) Хулио Бокка (Julio Bocca). Но за несколько дней до гастролей он получил травму, и составы пришлось пересматривать.
На московской премьере веронских любовников впервые танцевали вместе Алессандра Ферри (Alessandra Ferry) и Роберто Болле (Roberto Bolle). Prima ballerina assoluta труппы "Ла Скала" освоила этот балет еще 20 лет назад, подготовив партию с самим хореографом. Репутацию лучшей Джульетты мира эта хрупкая женщина с глазами в пол-лица, гибким, чувствительным телом и изумительной красоты "говорящей" стопой оправдала сполна. Разве что чуть меньше стал прыжок да слегка утрирована наивность в первых сценах. Предчувствие трагической развязки появляется у импульсивной, нервной и по-киношному естественной Джульетты задолго до реального финала — еще тогда, когда она закатывает истерику юному мужу, покидающему ее в первую же брачную ночь.
Никаких роковых предчувствий не способен испытывать Ромео в исполнении Роберто Болле. Этот беспечный юнец — красавец и всеобщий баловень — несется по жизни очертя голову и не успевает заметить, как очередное приключение завело его в могилу. Как партнер и танцовщик молодой премьер "Ла Скала" достоин всяческих похвал: своими длиннющими ногами он успевает выделывать все каверзные па, поставленные для невысокого сверхвиртуозного Нуреева, а легкая неуверенность в поддержках была заметна лишь в самом первом дуэте. Но вот Болле-актер, чья рекламная белозубая улыбка в минуты безмятежного счастья немногим отличается от белозубой же гримасы отчаяния, так и не заставил поверить в смертоносность обуревающих его чувств.
Часть зрителей московской премьеры во главе с Борисом Ельциным не дождалась трагической развязки, сбежав с третьего акта. Оставшиеся дисциплинированно аплодировали. А старушки-капельдинерши патриотично злорадствовали: "Наше-то 'Ромео' получше будет".