Александр Дугин — один из наиболее заметных русских философов 90-х годов, некоторым преимуществом которого является не вполне характерное для этой группы людей стремление к ясности мыслей. Проблема ясных мыслей заключается в том, что порой они кажутся излишне простыми.
В его новой книге "Эволюция парадигмальных оснований науки" содержится такая концепция мирового развития вообще и научных представлений в частности. Он считает, что существуют три основные формы размышлений, чувств и желаний — парадигма сферы, парадигма луча и парадигма отрезка. Например, в античности всем хотелось увидеть какую-то общую гармонию законченного целого, и это была парадигма сферы. В Средние века мир мыслился как имеющий начало: пришествие Христа, но далее разомкнутый в бесконечность — это парадигма луча. В Новое время всякое явление рассматривалось как чем-то начинающееся и обязательно заканчивающееся — это была парадигма отрезка.Интуиции Дугина порой кажутся очень остроумными (скажем, утверждение Ницше "Бог умер", несомненно, можно рассматривать как манифестацию отрезкового мышления), порой банальными (анализ эпохи Возрождения приводит его к мысли о том, что здесь сталкиваются парадигма луча, то есть Средневековья, с парадигмой сферы, то есть античности, и само Возрождение тем самым есть сочетание античности и Средневековья — а то мы не знали этого без сферы и луча). Но, пожалуй, наибольшее впечатление производит сам тип размышлений. Дугин не включает себя ни в какой научный контекст, почти никогда и никого не цитирует, не боится пересказывать вещи совершенно общеизвестные (половину книги составляют краткие изложения взглядов философов от античности до Средневековья, ничем не отличающиеся от аналогичных пересказов в любом вузовском учебнике) и только всюду вставляет: вот, глядите, это тяга к сфере, а это к лучу, а это к отрезку. В какой-то момент это начинает напоминать изобретателя из Торжка, который открыл новый закон природы и быстро переписывает все, что знает, под этот закон.
Потом этот образ уходит, вспоминаются другие работы Дугина ("Метафизика благой вести"), его отчасти дьяконский облик, и все становится на свои места. Это скорее не изобретатель из Торжка, а старец Филофей, который сидит у себя в совершенно заштатном монастыре в Пскове среди бесконечных болот, комаров и дождей, а мимо него проносятся миры — первый Рим пал, второй пал, третий стоит, а четвертому не бывать. Так и Дугин заканчивает свое повествование о судьбе шарика, луча и отрезка каким-то грозным пророчеством: "Битва за смысл истории еще отнюдь не завершена. Эта битва — последнее столкновение парадигм".
В связи с прекращением научной деятельности в СССР ученым-гуманитариям оставалось два пути — или податься в челноки, или превратиться в аскетов, которые, питаясь акридами, без библиотек и коллег, записывают свои удивительные и подчас гениальные прозрения. Мир в этой ситуации тяготеет к тому, чтобы чрезвычайно упроститься и сжаться до своих оснований. Кажется, что работа Дугина является одним из первых результатов этого процесса. Отсюда, из нашего затерянного в мировой бесконечности скита, все выглядит пронзительно ясно — есть сфера, есть луч и есть отрезок, а более ничего нет, и мы живем в ожидании последней битвы между этими тремя геометрическими фигурами мысли.
Я вовсе не хочу сказать, что это сколько-нибудь плохо, напротив. О том, что произрастает из таких мыслительных ландшафтов, повествует книга Жака Дюби "Время соборов". Дюби — историк. Как это обычно бывает с интересными французскими историками, занимался аграрными отношениями. Альберт Скира, знаменитый издатель, заказал ему три предисловия к альбомам по средневековому искусству — от раннего Средневековья до поздней готики. Он их написал, а потом собрал в одну книгу.
Напряженность этой книге придает как раз аграрное происхождение интересов Дюби. В каждой его строчке все время ощущается радостное удивление. Как историк средневековой деревни, он знает, до чего же там было ужасно. Нищета беспросветная, чудовищный голод, все время какие-то завоеватели, всех режут, еще эпидемии, все неграмотные, и так 500 лет подряд — и никакого выхода. Как человек, он потрясен совершенством готического храма. И он никак не может понять, каким образом это нищее, ужасное, не имеющее никаких перспектив общество ухитрилось произвести такие шедевры.
Содержание книги — прослеживание путей аккумуляции усилий. Сначала все аккумулируется императорской властью, потом — монастырями, потом — королями, потом — городами. Каждый раз это совершенно уникальнейшее образование, количество людей, которые способны думать об искусстве, во всей этой Тмутаракани ранней Европы ничтожно, их никогда не больше 100 человек (на пространстве от Лиссабона до Лондона), и они постоянно находятся под угрозой того, что оголодавшие современники их едва ли не съедят. И тем не менее они строят божественной красоты соборы и создают удивительные рукописи.
Это очень жизнеутверждающее чтение для сегодняшней России, поскольку состояние глубинных русских территорий если и отличается от какой-нибудь Северной Германии Х века, то как-то незаметно. И вот оказывается, что люди, которые жили в этой беде, смогли создать основу европейской цивилизации. Так что Дугин — это хорошее предзнаменование. В конце концов, строители готических соборов тоже свернули для себя мир до формул: есть свет, есть крестовый свод и есть система контрфорсов и аркбутанов. А больше ничего нет, и мы живем в момент последней битвы сводов, аркбутанов и контрфорсов за свет против тьмы.