Одним из первых театральный сезон в Москве открывает Новый драматический театр. Он сыграет "Профессионалов победы" знаменитого советского драматурга Александра Гельмана — пьесу о пиаре, грязных политтехнологиях и президентских выборах. Недавно назначенный худрук театра и режиссер спектакля ВЯЧЕСЛАВ ДОЛГАЧЕВ ответил на вопросы РОМАНА Ъ-ДОЛЖАНСКОГО.
— Как появилась пьеса "Профессионалы победы"?— Александр Гельман принес ее во МХАТ еще при жизни Олега Ефремова, который прочитал ее и предложил мне поставить. Мне показалось, что это лишь начало пьесы, и я попросил Гельмана развить сюжет. Драматург согласился. Умер Ефремов, я ушел из МХАТа, а когда меня пригласили возглавить Новый театр, то я пришел в него с новым вариантом пьесы.
— Вы раньше не увлекались политическим театром, да и вообще, театр уже лет десять как сторонится этого жанра.
— К политическому театру я никакого отношения не имею. Но вот психология людей, которая проявляется через политику, мне интересна. Гельман по традиции воспринимается как автор сугубо "производственных" пьес. А мне кажется, что он был и остается мастером социально-психологических характеристик.
— Говорят, что действие пьесы происходит в 2009 году, а в спектакле — в 2017. Почему?
— Это произошло уже в процессе работы. Когда Гельман начинал писать "Профессионалов победы", президентом страны был Ельцин, а перерабатывал он текст уже при Путине. Поэтому в новом виде речь идет уже о послепутинской России. И вообще, действует в пьесе не сам президент, а претендент на пост президента. Последняя сцена спектакля — как раз выборы, но по жанру это не политический, а психологический детектив.
— Как вам профессия худрука?
— Тяжело. Не из-за творческих проблем, а оттого, что у нас очень косное, устаревшее трудовое законодательство. Очень трудно что-либо менять, а менять надо: два года театр оставался без руководства, и многие актеры забыли, что такое профессия. Есть такая поговорка: если музыкант не подходит к инструменту один день, то это замечает он сам, если два дня, то замечают его близкие, если три дня — публика. Так и в театре. И если актриса посреди мучительной репетиции кричит: "Увольте, увольте меня, я действительно ничего не могу" — и при этом сама не уходит, то это весьма драматичный момент. А у меня нет механизмов реформирования труппы.
— Вы много лет проработали в ефремовском МХАТе. Какой отрицательный опыт — с положительным понятно — этой работы вы не хотели бы повторить, став худруком?
— Отрицательный опыт часто становится продолжением положительного. Ефремов был необыкновенно терпеливым человеком, что, на мой взгляд, является одним из самых важных качеств режиссера. Но в последние годы жизни Ефремова иногда это терпение переходило грань допустимого. Он очень отстраненно смотрел на людей, в этом был даже элемент какой-то восточной созерцательности. А профессия худрука все же требует и хирургических навыков.
— Раньше главные режиссеры приходили руководить театрами навсегда, как бы строить собственный замок, откуда их в идеале должны были выносить вперед ногами. Теперь не так. Как далеко простираются ваши амбиции?
— У меня контракт с городом на три года. Понятно, что по-настоящему построить театр за это время невозможно. Но условия для какого-то движения вперед создать можно. Мне нравится модель, которая принята, например, в Германии, когда с приходом нового руководителя театр временно закрывается, начинает интенсивно репетировать, чтобы потом предъявить публике сразу целый репертуар. Но нам для этого надо было сначала заработать, поэтому в прошлом году мы ездили на гастроли: горбюджет позволяет нам выпускать всего два новых спектакля в сезон. А мы сейчас, осенью, выпустим сразу четыре.
— С Новым театром, расположенным на окраине города, это можно было сделать, потому что его отсутствия, извините за бестактность, многие бы и не заметили.
— Последние десять лет этим театром руководил Борис Львов-Анохин. Он пытался создать театр возвышенных жестов, париков и пудры. Но местоположение диссонировало с эстетикой. Еще и поэтому Борис Александрович отчаянно пытался вырваться в центр, что после дефолта стало практически невозможно.
— Само по себе звучит абсурдно для театра — "вырваться в центр". Это какой-то скверный анекдот...
— Увы, остряки-актеры прозвали наш театр "театр ни к селу ни к городу". Его появление было связано с порочной советской практикой "аптеку, библиотеку и театр — в каждый микрорайон". Новый театр, зажатый между лесом и железной дорогой, стоит почти на МКАД. Незадолго до смерти Львова-Анохина Лужков наконец выделил театру здание кинотеатра "Форум". А через два месяца вдруг кто-то там передумал и отобрал назад. В театре считают, что именно это укоротило жизнь режиссера. И хотя программа у меня другая, борьба предстоит та же самая, от всей души надеюсь — с другим исходом. Все равно театр надо вывести из леса.