Павел Крашенинников, председатель Национальной общественной комиссии по Чечне:
— Правосудия бояться нельзя, тем более международного. И если в Гааге будет рассматриваться чеченский вопрос, то я буду только рад. Но обвинять законодателей никакой суд не может — ведь законы принимаются коллегиально.Питер Вильямс, глава военной миссии НАТО в Москве:
— Вероятность привлечения к суду всегда есть, но я всегда строго руководствуюсь внутренними и международными законами. И не потому, что боюсь судов, я просто с уважением отношусь к законам.Аркадий Баскаев, депутат Госдумы, в 1995 году комендант Грозного:
— Не боюсь, мы не нарушили ни своих, ни международных законов. К тому же этот суд неправомочен рассматривать Чечню. Это наше внутреннее дело. Мы выполняли решения органов власти, искореняли терроризм и боролись с похищениями людей. И мы первые начали эту борьбу. Так за что же нас судить?Малик Сайдуллаев, гендиректор концерна "Милан", экс-председатель самопровозглашенного госсовета Чечни:
— Я помогал своему народу, и судить меня не за что. И если есть преступники с российской или чеченской стороны, то их будут судить по российским законам. А от международных судов никогда пользы не было. Они только затягивают процессы.
Владислав Шурыгин, в 1996 году участник боевых действий в Сербской Краине:
— Я суда не боюсь. А существование такой организации говорит о том, что новое мировое правительство развивает новые институты под новый мировой порядок. США против того, чтобы судили американцев, людей "первого сорта",— своих они будут судить сами. А вот Китай — молодец. Может, он сможет навести в мире нормальный китайский порядок.Николай Ковалев, председатель комиссии Госдумы по борьбе с коррупцией, в 1996-1998 годах директор ФСБ:
— Нет таких деяний, за которые меня можно было бы осудить. А после того как меня пытался засудить, инкриминируя кучу преступлений, такой мощный в то время человек, как Борис Березовский, я вообще ничего не боюсь.