— Когда-то вы признались, что уже на второй день пребывания вне родины вам становится не по себе. Как же вы выдержите этот пятидневный ностальгический кошмар вне Риги?
— А я себе так говорю: на работу еду. В конце концов мы к этому уже давно готовились. И вот все нашли общий язык. Наконец-то! Заодно, конечно, посмотрю, что из этого всего получится. На всякий случай в качестве поддержки с собой супругу Лану беру. Все-таки в Москве наша дочь (Анете Паулс сейчас атташе по вопросам культуры в посольстве Латвии в России.— Ъ), внучки. Но главная для меня ностальгия — это сцена. Меня в Латвии, к сожалению, увлекли политикой. Сейчас я депутат сейма, а был недавно даже председателем партии. Я с этого поста ушел добровольно. Потому что политика это не то, что сцена. Политика это так, интриги одни. А сцена — это же яд! И я уже давно отравился!Конечно, периодически выступаю в Латвии, в Национальной опере... Но мне интересно вернуться в Москву восьмидесятых, когда я приезжал туда с концертами. Восьмидесятые годы в моей памяти навсегда останутся, как мой звездный час. Только благодаря этому я стал так известен во всем СССР. Я вот смотрю на свои записи тех лет — плакать хочется, когда я вижу, как я был молод! А сейчас я уже, скажем так, повзрослел. То есть сами понимаете, достаточно приятные воспоминания. С этим настроением и еду.
— Но вы же уже не раз говорили, что все, с большими концертами покончено, с Пугачевой подали на развод. Точка!
— Ну все, теперь, наверное, точно — точка! Очень большая такая. Никто не знает, встретимся ли мы еще когда-нибудь на сцене в таком составе. И встретимся ли вообще.