Кого не брали
 |
— К ПГУ — полностью. Бумаг было какое-то невероятное количество, причем каждый документ рождал нескольких новых. Единственное отличие от прочих советских организаций заключалось в том, что бумаги терялись в редчайших случаях, а сроки исполнения соблюдались довольно строго. Разведка в любой стране — часть бюрократического аппарата. А поскольку у нас, особенно во времена позднего Брежнева, бюрократия была маразматического типа, разведка была соответствующей.
— И в чем это проявлялось?
— Да во всем, начиная с подбора кадров. Отбирали не тех, кто мог принести много пользы, а прежде всего тех, кто не нанес бы много вреда.
— В разведку брали не всех желающих?
— Как раз желающих не брали совершенно. Если человек проявлял инициативу, это вызывало отторжение и вопросы — а зачем ему это, не пытается ли он таким путем бежать за границу. Так что чем больше кандидат сопротивлялся вербовщикам, тем выше были его шансы попасть в ПГУ. На первом же этапе отбора исключались высоколобые интеллектуалы. Считалось (и наверное, не без оснований), что они психологически неустойчивы. Отсеивали и амбициозных товарищей. Конечно, чтобы продвинуться, такой парень будет рыть землю и добьется неплохих результатов. Но если он решит, что его оценивают недостаточно высоко, может удариться в интриги.
Поэтому предпочтение отдавалось крепким середнякам. Ребятам, не хватающим звезд с неба, но способным оценить преимущества, которые давала служба в разведке,— намного более высокий, чем у сверстников, заработок, возможность увидеть мир. Тем, кто из опасения потерять эти блага не будут делать резких движений. И поэтому не доставят неприятностей руководству.
— А как происходила селекция?
 |
| На встречи президента с силовиками главный разведчик России Сергей Лебедев является то инкогнито (фото #1, 19 января 2002 года), то искривленной крышкой стола (#2, 9 марта 2002 года), то пустым стулом (#3, 9 февраля 2002 года), то одинокой папкой (#4, 29 сентября 2001 года), то красным профилем на рукаве соседа (#5, 6 апреля 2002 года) |
Потом приглашали на специальную квартиру. Беседовали, задавали неожиданные и порой очень неприятные вопросы. Смотрели, как человек среагирует, как будет выпутываться.
Последним этапом была комиссия из кадровиков и представителей службы, куда намечали направить кандидата. Опять задавали вопросы, рассматривали со всех сторон. Помню, был такой случай. Присмотренный парень подходил по всем статьям: отвечает хорошо, окончил языковой вуз. Его отпустили, а кадровик вдруг говорит: "Не подходит. Жена — завпроизводством в столовой. Ее же обязательно посадят. Зачем нам эта головная боль?" Кандидатуру отклонили.
Чему учились
— Отобранных кандидатов направляли на учебу?
— Естественно. Те, кто знал языки, учились год. Для технарей, которых требовалось немало в оперативно-техническое управление и научно-техническую разведку, начинавших заниматься языками практически с нуля, учеба длилась три года. Все, как в любом вузе, зависело от преподавателя. Попадался грамотный специалист, учиться было очень интересно и полезно. Помню, как мы осваивали изготовление микроточек. Приклеивается в текст письма в определенном месте вместо точки маленький кружок. Потом смотришь в микроскоп, а там отснята целая страница документа.
Очень важная наука для разведчика — психология. Но и здесь кому как везло. Одним ее преподавали сильные практики, у которых на счету не одна вербовка. А к другим приходили мышастого вида ученые-психологи и начинали выдавать советы Дейла Карнеги за собственные открытия.
Интересным предметом было страноведение. Но опять с исключениями. О социалистических и дружественных странах рассказывали не то, что нужно, а то, что положено. О ситуации в ГДР, помню, несли такую чушь, что становилось просто стыдно за преподавателя.
Попутно воспитывался необходимый разведчику здоровый цинизм. На занятиях по вербовке, помню, рассматривали способы шантажа. Ну, встает один наш орел и говорит: "Мы же советские люди, разве пристало нам применять такие грязные методы в работе?" Преподаватель тут же ввернул цитату из классиков — то ли Маркса, то ли Ленина,— что в классовой борьбе все методы хороши.
— А практические занятия?
— Это было самым интересным. Особенно учебная работа с агентами. Их роль играли старики-отставники. Назначалась встреча, на которую нужно было прийти без "хвоста", оторвавшись от учебного наружного наблюдения. Заранее выбиралось место для беседы — ресторан, кафе, безлюдный парк. И тут начинался настоящий цирк. Старик мог заявить: "Там опасно. Я туда не пойду". И нужно было на ходу придумывать что-нибудь еще. Во время встречи "агент" мог дать на несколько минут документ, который требовалось запомнить как можно ближе к тексту и потом изложить в отчете о встрече.
— Неужели никакие студенческие уловки при этом не применялись?
— Ну почему. Были ребята, которые протаскивали на такое мероприятие диктофоны и, отойдя в сторону, тихо наговаривали текст документа. Потом старички были из года в год одни и те же, и из поколения в поколение курсантов передавалась информация об их коронных трюках.
Вообще этих стариков опасались: они очень изобретательно придумывали ловушки, чтобы потом написать отрицательный отзыв о вашей работе и способностях. Мне рассказывали об одном таком, который готовил супружескую пару для работы в нелегальной разведке. По ходу дела старичок переспал с подопечной, а в отзыв о муже написал: "Не бережет жену".
— А их отзывы как-то влияли на последующее распределение по подразделениям ПГУ?
— На само распределение нет. Оно определялось исходной специальностью выпускника и языками, которые он знает. А вот на скорость, с которой человек попадал на работу за рубеж, это повлиять могло. Напишут: "Склонен к аналитической работе", и доказывай потом, что ты неплохой оперативник и можешь быть полезен стране не только в Центре, но и за рубежом. Но, в общем-то, когда начиналась работа, об этих отзывах быстро забывали. И поднимали их только тогда, когда ты на чем-то спотыкался. Вот тут-то они и играли большую роль. А на первом этапе все-таки главным был язык. От этого зависело, на какую страну — хорошую или плохую — тебя нацелят.
Куда стремились
— Какими были критерии оценки стран?
— Их, собственно, было два: насколько хорошо в стране работать и насколько хорошо в ней жить. Лучшей из стран, к примеру, считалась Индия. Там местная контрразведка не сильно мешала нашей деятельности и удавалось добывать неплохую информацию. И жить в ней тоже было неплохо: не самый лучший климат, зато комфортабельно. В Африке тоже работать не очень мешали, но зато с климатом и комфортом было плохо. По уровню жизни высоко котировалась Голландия. Но там спецслужбы опекали нашего брата настолько плотно, что делать что-либо было трудновато. А худшей из худших для работы считалась Норвегия. Там обязательно ловили на любой мелочи, высылали и непременно печатали об этом в газетах. И въезд в большинство приличных по уровню жизни стран оказывался навсегда закрытым.
— А Штаты?
— Туда можно было съездить раз в жизни. ФБР опекала настолько плотно, что скрыть свою принадлежность к разведке было почти невозможно. Высылали они нечасто, до конца срока пребывания удавалось досидеть. Но списки выявленных разведчиков они рассылали всем своим союзникам, так что о командировках в большинство этих стран можно было забыть.
— Но, судя по литературе, резидентуры существовали и в не очень удобных для работы странах.
— Конечно. И туда направляли блатных — детей генералов, чинов из ЦК и тому подобное. Прожил со всеми удобствами пять лет в той же Норвегии, ничего не делал. Так ведь все знают, что там делать ничего невозможно. И человек едет в другую трудную для работы комфортабельную страну.
— Как скоро выпускник разведшколы уезжал за границу?
— Это зависело от того, как покажешь себя на работе в Центре. Чаще всего после назначения в отдел оперативник становился связующим звеном между тем человеком в резидентуре, которого ему предстояло менять, и Центром. Читал его разработки, учился писать по ним справки. Это, кстати, требовало навыка и определенного искусства. Справка в дело могла состоять из нескольких десятков страниц. Справка для руководства ПГУ — в несколько раз меньше. А для бумаг, направлявшихся в ЦК, существовал норматив — не более полутора страниц. Бумаги большего объема там не читали. Так что в бюрократическом смысле это была хорошая школа.
— А в практическом?
— Тоже. Человек получал достаточно полное представление о предстоящей работе. Правда, реальная работа порой отличалась и от того, чему нас учили, и от того, что писалось в отчетах. Нам ведь не объясняли, что мы будем раскрыты контрразведкой противника еще до въезда в страну пребывания. Наверное, ни в одной другой спецслужбе не относились так небрежно к организации прикрытия. Под "крышу" ведомств или редакций, если человек работал под журналистским прикрытием, направляли в лучшем случае за полгода до командировки. Я пришел в МИД за полтора месяца до отъезда в страну. Недели через две принимаем сотрудников посольства этой страны. Старший смотрит на меня и говорит: "Я вас вижу впервые. Вы, наверное, недавно работаете?" Я отвечаю. "А когда к нам? Через месяц?" И точно называет фамилию человека, которого я должен менять. Какой уж тут секрет.
Как уходили от провала
— Как раскрывали разведчиков? Ведь для этого нужны доказательства.
— А доказательств мы им сами давали больше чем достаточно. Хорошая машина, какой нет у чистых дипломатов такого же уровня. "Чистые" целый день корпят в посольстве, а ты носишься по городу. Квартира, как правило, переходила от установленного разведчика к его преемнику. Во всех контрразведках существовала толстая книга косвенных признаков, по которым можно выявить советского разведчика.
А мы ко всему прочему, нарушая правила конспирации, давали им и точные доказательства своей причастности к спецслужбам. Вот вечером все съезжаются в резидентуру со встреч. Поздно, устали, отчеты можно написать утром. И кто-нибудь обязательно скажет: "Да ну его на х... Поехали выпьем!" Грузимся в машину и вперед, в какой-нибудь недорогой ресторан. Причем пээровцы — политическая разведка — пили своим кружком, НТР — научно-техническая — своим. Внешняя контрразведка тоже укатывала пить тесной компанией, хотя эти ребята и были обязаны следить за соблюдением конспирации. Выпив, народ нередко совсем забывал об осторожности.
Но как потом мне рассказывали осведомленные люди, самую точную информацию та сторона получала из прослушанных телефонных разговоров. Кто-нибудь ляпнет раз-другой: "Да Вася не сдаст, он же наш человек". И все, Васю включили в список выявленных разведчиков. Так что мы благодаря самим себе были самой легальной из легальных разведок в мире.
— И как в этих условиях удавалось вербовать агентов и добывать какую-то информацию?
— Жить там, в отличие от СССР, было настолько хорошо, что все хотели продлить командировку, а для этого нужно было давать результаты. Это было главным движущим стимулом. К тому же под контролем тоже можно работать. Главное — не нарушать неписаных правил. К примеру, не раздражать наружное наблюдение.
Я работал в разных странах. Где-то наружка работала издали, где-то в два эшелона: одни едут за тобой бампер в бампер, а другие страхуют с параллельных улиц. В каких-то странах предпочитали стационарные посты наблюдения. Но принцип везде был один: не создавай этим людям проблем и сможешь потихоньку делать свои дела. Если отрываешься, то создавай впечатление, что это произошло случайно.
У меня был такой случай. Мне до зарезу нужно встретиться с агентом. Приехал из посольства домой. Придумать ничего не могу. Вдруг смотрю на часы, а в соседней школе скоро занятия кончаются. Детей по домам повезут. А школьные автобусы — штука неповоротливая. Вышел, сел в машину, ребята поодаль стоят. Смотрю — идет автобус. Я выехал — и, не торопясь, на магистраль. А автобус выбирался на нее долго и запер наружку. Этот трюк мне сошел с рук.
— А если бы они поняли, что это не случайность?
— Могли бы проколоть все шины. Или побить.
— И что делали в этом случае?
— В посольстве этой страны в Москве выбирали человека, который по предположению нашей контрразведки занимал аналогичную должность в их резидентуре. И ровно в то же самое время дня, в похожем месте — в подземном переходе, в подъезде его лупили. Особым шиком считалось поставить ему фингал точно под тем же глазом или вывихнуть ту же руку, что и нашему. Контрразведчики всегда брались за такие задания с особым удовольствием и рвением.
Как помогали коллегам
— А какой из служб в резидентуре легче удавалось добиться требуемых результатов?
— Это был один из постоянных предметов для разговоров в резидентуре. Ребятам с каждого направления казалось, что больше всего вкалывают они. Пээровцы говорили, что энтээровцы только ходят по выставкам и выдают информацию об увиденных там образцах за добытую агентурным путем. А те в свою очередь считали, что пээровцы приписывают агентам то, что прочли в газетах.
— А с резидентурой ГРУ соперничали?
— Знаете, рассказы о жестоком соперничестве КГБ и ГРУ в большинстве своем — обычные байки. У них были совсем другие задачи. Помню, в одной из стран, где я работал, было очень сложно получить разрешение на поездку в провинцию. Мы с одним парнем из ГРУ с трудом добились согласия властей на экскурсию к достопримечательностям в отдаленном районе. Приезжаем. Я пытаюсь разговориться с кем-нибудь из местных жителей, мол, турист, помогите. Ну и дальше развить контакт. А "сосед" вдруг уставился в небо и окаменел. Смотрю, летит группа самолетов. Он говорит: "Бомбардировщиков этого типа здесь быть не должно. Я поехал докладывать". Хорошо, мы на двух машинах были.
Да и вообще ребята из ГРУ даже думали по-другому и не переставали выглядеть офицерами. Был даже такой анекдот. Посол встречает в коридоре незнакомого сотрудника и спрашивает: "Вы кто?". Тот отвечает, что прибыл только сегодня, второй секретарь посольства. "А почему от вас 'Шипром' пахнет?-- спрашивает посол.— Вы что, из ГРУ?"
Как вербовали агентов
— Наверное, работа не всех сотрудников резидентуры была результативной?
— Конечно. Вербовка — вещь достаточно сложная и редкая. Без источников добыть информацию, которую оценят в Центре, невозможно. А если нет результатов — здравствуй, Родина. Вот и начинали люди липовать. Докладывали, что познакомились с интересным сотрудником такого-то ведомства, получали разрешение на агентурную разработку. А человек, которого они разрабатывали, либо об этом ни сном ни духом, либо его и вовсе не существовало в природе. Дело тянется, срок пребывания оперативника в стране продляется. К обычным трем годам добавляют год, а то и два.
— А руководство об этом не знало?
— Как правило, догадывалось. Но ведь и показатели резидентуры и управления от таких разработок улучшались. Потом смотрит оперативник, что больше в стране не усидеть, и начинает сворачивать разработку. Докладывает, что объект переехал, не оставив адреса, умер или отказался от дальнейших встреч. Главным было в своем мифотворчестве не перегнуть палку.
— То есть?
— Не залезать в кассу резидентуры. Оперативные деньги — это святое. Случаи, когда казенные деньги умыкали для липового агента, были единичными. Мне рассказывали о парне, который инсценировал вербовку крупного журналиста. Сам оперативник был неплохим аналитиком и удачно предсказал ряд событий. А если не попадал в точку, виноват не он, а агент. Якобы платил журналисту за информацию солидные суммы. Попался он, как мне говорили, на том, что начал тратить прикарманенные деньги. Глаза вокруг внимательные, так что погорел.
— Посадили?
— В данном конкретном случае я просто не знаю. Но обычно, чтобы сесть и даже просто вылететь из разведки, нужно было совершить тяжкое уголовное преступление. Даже тех, кто не принес за время командировки никаких результатов, оставляли работать в Лесу, находили для них должности. По моим наблюдениям, ребят, абсолютно не пригодных к работе, отправляли служить в управление кадров. И потом они начинали пить нашу кровь ведрами.
— Например?
— Направлять или не направлять человека в новую командировку, зависело прежде всего от них. Перебежит, к примеру, кто-нибудь к противнику — составляется список, с кем из сотрудников он был когда-либо знаком. А перебежчиков было, прямо скажем, немало. Я был знаком, пожалуй, не менее чем с десятком. Выходит, что ехать мне больше никуда нельзя. А может, и можно — как посмотрят кадровики. Они даже Сталина перефразировали: "Кадры решили. Все!".
С чем возвращались
— И как можно было повлиять на кадровиков?
— Как обычно в Союзе — подарками. Это ведь было массовым явлением. Едешь в отпуск, везешь несколько коробок подарков. Кадровикам, руководству, коллегам. В МИД, под крышей которого работаешь. Начальство и там и тут отказывалось: "Ну что ты, что ты". А потом брали.
— А что дарили?
— Дефицит. Из развитых стран — электронику и бытовую технику. Но в умеренных масштабах. Телевизоров по коридорам в Центре никто не таскал. Так — приемничек, магнитофончик, фотоаппаратец. Из экзотических регионов везли сувениры и различные снадобья, пользовавшиеся большим успехом у руководства. В кабинетах резидентов стояла аппаратура защиты от вражеского прослушивания. И они считали, что ее излучение отрицательно влияет на потенцию. А резидентами в разное время было большинство руководителей ПГУ. И потому всякие африканские и индейские мази и порошки типа "Виагры" принимались руководством с прочувствованной благодарностью. И частью передавались еще более высокому начальству.
Как увольняли и назначали
— Вы упомянули, что из ПГУ никого не увольняли.
— Только в отставку по возрасту. Да и то для многих отставников тут же создавали должности советников, консультантов. За годы моей работы численность ПГУ выросла в несколько раз. В этом, правда, была реальная необходимость. Когда набираешь в разведку середняков, из них нужно создать что-то вроде бредня, перегородившего весь поток информации. Только так можно что-нибудь поймать.
— Но ведь в ЦРУ трудилось не меньше народа.
— У них был тот же принцип бредня. Но они нас обставляли из-за того, что у них была несоизмеримо более мощная компьютерная техника. И они лучше нас работали с открытыми источниками информации. Благодаря глубокой обработке огромного количества книг и газет, вплоть до районных, они знали об СССР практически все. А англичане опирались на интеллектуалов. Такой разведчик в одиночку мог сделать больше, чем сотня наших. Поэтому в Британии такая компактная и хорошо управляемая разведка.
— А ПГУ, по-вашему, было неуправляемым?
— В большой степени. А если организация плохо управляется, создаются неформальные объединения сотрудников. У нас они назывались мафиями и складывались по страноведческому признаку: норвежская, американская, индийская и так далее.
— Писали, что Крючков, став начальником ПГУ, прекратил их деятельность.
— "Мафии" перестали собираться открыто. Но их деятельность продолжалась по-прежнему. Это, собственно, тоже вызывалось объективной необходимостью. Есть страна с редким языком. Тот же норвежский, к примеру. Есть люди, которые выбором языка навсегда привязаны к этой стране. Вот они и заботятся о продвижении друг друга, присматривают, чтобы на должность резидента, к примеру, не влез человек со стороны. А если что, руководители "мафии" идут по проторенным дорожкам в кадры, к замам начальника ПГУ. Посидят, поговорят. И на стол начальника ложится согласованный всеми проект приказа. А он думает, что группировки перестали существовать.
С чем остались
— А что было самым неприятным в вашей работе?
— Предательства. Дружишь с человеком, встречаешься семьями. А он раз — и ушел. В разных случаях причины ухода были разными. И я этих предателей не оправдываю. Но если вглядеться повнимательней, увидишь, что в основе всегда лежало желание остаться там, где жизнь лучше. Никакой идеологии. Обостренное до крайности желание продлить командировку на всю жизнь, к чему, в общем-то, стремились мы все. На второе место я бы поставил бессмысленность работы. Большая часть информации, которую мы добывали, при принятии решений на самом верху не учитывалась.
— Что-нибудь изменилось сейчас в Центре?
— Вы знаете, я недавно после долгого перерыва снова был в Лесу. И поразился. Задач стало меньше процентов на семьдесят. Кому интересны сейчас в Москве тайные пружины политики Кении и вся Африка в целом? В Азии и Латинской Америке интерес представляют лишь несколько стран. А народу стало меньше в лучшем случае на треть. Ушли лишь те, кто мог найти себя в бизнесе.
— А что делают оставшиеся?
— Решают, как и прежде, задачу номер один — пытаются поскорее уехать в командировку.
При содействии издательства ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" представляет серию исторических материалов в рубрике АРХИВ
 |
|
