У Иры Леоновой сегодня день рождения. Она живет во Владикавказе. Она говорит: "Отстань, отодвинься, не мешай мне, я занята!" Она говорит это своей болезни. У нее гемофилия. Она единственная в России девочка, у которой не свертывается кровь. Вообще-то это болезнь для мальчиков. Вообще-то девочек, больных гемофилией, стерилизуют, поскольку то, что по телевизору называют критическими днями, для них — смертельные дни. Но Ира хочет детей.
Может быть, все дело в заводе "Электроцинк"? Во Владикавказе есть такой завод.
— Наш папа работал там,— говорит Ирина мама, так что непонятно, об отце ли она Ирином говорит или о дедушке.На этом самом заводе время от времени случаются небольшие выбросы всякой электроцинковой дряни, и тогда весь город пару дней покашливает. Но однажды там случилась большая авария. Наш папа с тремя друзьями ликвидировал ее, и потом в течение года всех четверых ликвидаторов не стало. Умерли от рака. У нашего папы была коллекция кактусов — три тысячи штук. В день, когда он умер, в доме остановились часы, а кактусы стали сохнуть. Теперь осталось не больше десятка.
Днем наш папа работал на заводе, вечерами варил в автосервисе разбитые машины. Он был хороший сварщик. Ему надо было много денег, потому что каждый раз, когда Ира царапала руку, ей требовался внутривенный укол за триста долларов, чтобы остановить кровь. Когда он умер, денег не стало.
Однажды младшая Ирина сестра Диана играла в уборку дома. Она старательно вытирала пыль со стеклянного трюмо, а стекло лопнуло, и Диана порезала руку. Матери даже не пришло в голову крикнуть: "Принесите перекись!" Она крикнула: "Ира, засекай время!" И Ира не спрашивала, почему надо засекать время, а не нести перекись. Она просто взяла часы и стала считать, сколько времени пройдет, прежде чем ранка на Дианиной руке затянется сама. Ранка затянулась очень быстро. Мать и дочь вздохнули с облегчением. У Дианы нет гемофилии. Наш папа бы тоже порадовался. Диана здорова. А вы просто не знаете, какое это счастье, если кровь свертывается.
В младенчестве у Иры был подвывих тазобедренного сустава. Она долго не начинала ходить, а только вставала в кроватке и опиралась предплечьями на решетку. На предплечьях оставались синяки.
Однажды мама стала купать Иру в ванночке. Искупала, вытащила, обернула полотенцем и тут только заметила, что на боку у девочки синяком отпечаталась ее ладонь. Ты просто берешь ребенка на руки, а получается, будто ты его ударил изо всех сил. Когда Ира стала ходить, ее тельце вдруг все покрылось синяками. Только на пятках не было синяков. "Скорая", больница, республиканская больница, московская...
— Чего вы так добиваетесь диагноза? — спрашивали врачи.
— Я не диагноза добиваюсь, я девочке хочу помочь,— говорила Ирина мама.
И диагноз наконец поставили. Гемофилия. Редчайшая для девочек болезнь. Недостаток какого-то там седьмого фактора в крови. Этот самый седьмой фактор отечественные фармацевтические чиновники даже и не зарегистрировали в качестве лекарства, разрешенного ко ввозу в страну. Все лекарства, которые Ира получала до сегодняшнего дня, ввозились чуть ли не контрабандой.
— Зато я никогда не заболею раком,— говорит Ира.
У нее пухлые щеки, карие глаза, и она улыбается. Я сижу у них во владикавказской квартире. На окне стоят остатки папиной коллекции кактусов. Ира немножко стесняется меня и, когда я не вижу, корчит маме смешные рожи.
— Почему не заболеешь раком?
— Потому что гемофилики раком не болеют. Это единственный плюс при всех остальных минусах.
Мы говорим про музыку. Мама запрещает Ире слушать группу "Ленинград", потому что эта группа поет неприличные слова, а Ира просит записать со всех дисков Сергея Шнурова те песни, где матерных слов нет, и разрешить ей слушать.
Мама разрешит, наверное. Есть слишком много вещей, которые и так Ире нельзя.
Ей нельзя кататься на велосипеде. Она бы очень хотела, но ей нельзя. Один больной гемофилией мальчик из Владикавказского общества больных гемофилией, каковое общество возглавляет Ирина мать, упал с велосипеда, сломал шейку бедра и получил обширное кровоизлияние в сустав. Теперь он не может ходить. Так что Ире нельзя на велосипеде.
Злые дети во дворе долго дразнили Иру, что, дескать, у нее нет даже роликов. А Ире нельзя на роликах. Ей нельзя падать, ушибаться, раниться, стесывать об асфальт коленки. Однажды ей вырвали молочный зуб и потом не могли остановить кровь две недели. Соседки по двору, если Ира совсем уж не утерпит и побежит играть с другими детьми в казаки-разбойники или "семь камней", сразу останавливают ее и говорят:
— Ирочка, ты сиди.
И Ира сидит. Сидит на скамеечке и смотрит, как другие дети играют. Ее иногда только зовут разбить семь камней мячиком, а потом, когда нужно разбегаться и расставлять камни, Ира возвращается сидеть на скамейку. У нее даже нет дома мячика. Ей нельзя мячик.
Пару лет назад мама все-таки купила Ире роликовые коньки, потому что у ребенка должны быть роликовые коньки, даже если их нельзя. Два дня мама и бабушка катали Иру по двору, держа ее под обе руки. А потом Ира просто выходила на двор, надевала ролики, сидела в них на скамейке, снимала и шла домой. А потом злая соседская девочка подошла и сказала:
— А велосипеда у тебя все равно нет.
И тут Ира выросла из своих роликовых коньков.
Несколько раз в году Иру увозят на "скорой". Довозят до больницы, а центр переливания крови отказывается дать кровь: не хватает. Несколько раз она, спускаясь по ступенькам, слегка подворачивала ногу и после этого по полгода лежала в гипсе из-за кровоизлияний в сустав. Несколько раз в неделю ей ставят капельницы. Несколько раз на дню Ира засыпает на уроках, потому что голова кружится, если так часто теряешь кровь.
Одноклассники говорят Ире:
— Везуха тебе. Вот бы у меня каждый день носом шла кровь и меня бы домой отпускали.
Ира говорит:
— Не дай бог.
Вы представляете себе тринадцатилетнюю девочку, которая говорит "Не дай тебе бог"?
И вот еще что. Главное. Ира стала девушкой. Она теперь раз в месяц рискует жизнью. Врачи предлагают стерилизовать ее и покончить с этой проблемой. Но Ира хочет детей. Такая детская беззаботность. Мать говорит ей:
— Ты родишь, а я буду нянчить.
— Нетушки,— смеется Ира.— Тогда он будет считать тебя мамой, а меня сестрой.
Они говорят о ребенке почти невероятном, ради которого тринадцатилетняя девочка рискует жизнью всякий раз, когда у других женщин просто ноет внизу живота.
ВАЛЕРИЙ Ъ-ПАНЮШКИН