В Музее декоративно-прикладного искусства открылась Неделя декора. Двенадцать российских дизайнеров и одна англичанка представляют свое искусство интерьера.
Неделя декора — героическая акция журнала "Мезонин". Героическая по двум причинам. Во-первых, хотя масса журналов выставляется на массе выставок, это всегда не более чем презентационная халтура — ни один из них не делает серьезных качественных выставок, просто потому, что это не дело печатного издания. Журнал "Мезонин", однако, вопреки всякой логике, уже второй год создает экспозиции, вполне достойные залов Музея декоративно-прикладного искусства. Во-вторых потому, что направление, которое отстаивает выставка, нигде и никем больше не пропагандируется. Речь идет об интерьерных декораторах — профессии, резко отличающейся от архитекторов-интерьерщиков, которые, напротив, являются непременными участниками всех архитектурных выставок, устраивают свои собственные, печатаются в сорока интерьерных журналах и издают книги о себе самих.
Интерьерные декораторы, в отличие от интерьерных архитекторов, с пространством ничего не делают, санузлы в кабинеты не переносят и в целом занимаются тем, что подбирают и расставляют мебель и предметы домашнего обихода в уже сложившихся пространствах. Это тип искусства, который в принципе трудно заметить. Искусство здесь растворено в повседневности. Попадая в дом, созданный декоратором, ты скорее отдаешь должное вкусу хозяев, чем искусству архитектора, который так лихо закрутил квартирную композицию. Нужно специальное выставочное пространство для того, чтобы осознать, что такая стратегия в интерьере — тоже искусство, и по-своему гораздо более тонкое, чем интерьерная архитектура. Разделение на декораторов и архитекторов интерьера характерно для западной ситуации. Первые, что называется, несут искусство в жизнь, вторые заменяют жизнь искусством. Но в реальности России все это как-то сдвигается и меняется. Русские декораторы оказываются не столько украшателями жизни, сколько бытовыми концептуалистами.
Это хорошо видно при сравнении экспозиций западных и русских участников Недели декора. Западные действительно создают на своих выставочных стендах образы реальных жилых интерьеров. Вся прошлая Неделя декора прошла под знаком Бриджит Саби (Brigitte Saby), которая сделала больше половины стендов и уровнем своих экспозиций совершенно затмила других участников. Однако в этом году ее на выставке не было вообще, как будто она решила уйти с русского рынка, а французскую ориентацию русских декораторов сменила английская. Но даже сменившая Саби иностранная гостья Недели декора, англичанка Мэри Фокс Линтон (Mary Fox Linton), видимо, под влиянием русских соседей по выставке включила в свою безукоризненно чистую и холодную экспозицию какой-то проволочный фонтан с пробирками (в пробирки вставлены цветочки), который все же выглядит не реальным предметом интерьера, а, скорее, художественной акцией. В сущности, традиции Саби на выставке поддерживает только убежденная англоманка Мария Якушкина из фирмы "Английский интерьер". Ее стенд — женская гостиная — производит впечатление естественно сложившегося интерьера, созданного усилиями нескольких поколений английских леди, получивших безупречное воспитание и отличающихся безукоризненным, хотя и несколько чопорным вкусом. Именно этого эффекта добивалась и Саби, хотя ее французская ориентация делала ее интерьеры чуть более легкомысленными.
Все остальные участники выставки откровенно создают не интерьеры, а арт-жесты на их тему. Абсолютным чемпионом здесь является Андрей Дмитриев. Его кухня уж никак не представима себе в качестве реальной, это скорее художественная инсталляция. Хай-тековские стулья SitLand он соединяет с заляпанной краской табуреткой, раковину и плиту встраивает в такие же заляпанные козлы, к роскошной люстре протягивает веревки, на которых вешает сушиться заметно желтые пеленки. От этого сочетания сначала балдеешь — все равно, как если бы пижонская итальянская хай-тековская мебель вдруг очутилась на коммунальной кухне Кабакова. Но в парадоксальности этого невозможного, придуманного сочетания все же чувствуется какая-то подлинность, которая, пожалуй, способна поспорить с правдой английского интерьера.
Ведь чем, собственно, подкупает Англия Якушкиной? Ощущением того, что за этой комнатой, за этой мебелью, за этой расстановкой стоит традиция нескольких поколений воспитанной и, главное, стабильной жизни. Это приятно — ощутить себя потомком семьи английских лордов, но с бытовой точки зрения это как раз художественный жест. И, напротив того, реальность русской жизни заключается в том, что еще десять лет назад на кухне висели пеленки, вместо стола была какая-то доска, прилаженная на оставшиеся от ремонта козлы, а сидели на заляпанных краской табуретках. А теперь в те же самые пространства пришли итальянские стеклянные столы, хай-тековские стулья и антикварные люстры. Это и есть реальная история места, именно она придает ему подлинность. Вкус русского человека формируется не тем, что он всегда живет среди мебели английских и французских производителей, но парадоксальностью сочетания фактур "коммунальной вещи" Кабакова и хай-тека. Жест и реальность в русской повседневности меняются местами, и фактура быта становится художественной акцией. Или наоборот, художественная акция становится фактурой быта.
Девяносто процентов квартир, которые декорируют русские мастера,— это расселенные коммуналки. И все они занимаются тем, что инсталлируют в эти загаженные советским бытом комнаты высокий стиль интерьера. Так что упрекать их в излишней приверженности к арт-жестам все равно, что упрекать в излишней приверженности к русской реальности, в которой атмосферу рассказов Зощенко не перебить даже самым модным западным дизайнерам.