Противостояние двух лучших фигуристов мира — Алексея Ягудина и Евгения Плющенко — в Солт-Лейк-Сити завершилось победой Ягудина. На нынешней Олимпиаде он не оставил шансов никому. Даже Плющенко. Из Солт-Лейк-Сити — корреспондент Ъ АЛЕКСЕЙ Ъ-ДОСПЕХОВ.
"Два раза Роднина, потом Бестемьянова и Букин, потом Климова и Пономаренко, потом Грищук и Платов, потом Кулик. Теперь вот Ягудин... Получается семь олимпийских чемпионов",— перечисляет фамилии своих учеников Татьяна Тарасова. Шестеро из них давно признаны великими. Седьмой — только что. Признан трибунами Delta Center: американцы, забыв о патриотизме, стоя аплодируют ему несколько минут. Признан знаменитым американским тренером Фрэнком Кэрроллом (Frank Carroll), который тоже забыл о патриотизме и даже о том, что его воспитанник Тимоти Гебел (Timothy Goebel) несколько минут назад сделал то, что до этого не удавалось никому — три четверных прыжка, в том числе сложнейший сальхов, в одной программе: "Ягудин действительно один из выдающихся фигуристов в истории спорта. Дело даже не в титулах, не в том, что он три раза был чемпионом мира. Я, честно говоря, не припомню, чтобы в ком-то так органично сочетался атлет и артист". Сама Татьяна Тарасова, конечно, поняла все это гораздо раньше.
У бывшего тренера Ягудина Алексея Мишина спросят, какова его доля в этой золотой медали. Он ответит: "Медаль разделить, наверное, невозможно". У Ягудина спросят, не желает ли он пригласить на праздник по поводу своего триумфа и прежнего наставника, от которого ушел три года назад, объявив, сам того не желая, войну оставшемуся у Мишина Евгению Плющенко — более молодому и, как многим казалось, более талантливому. Ягудин ответит: "Вряд ли. Ведь сейчас мой тренер Татьяна Тарасова"."Что вы на меня смотрите, как на мертвого? — улыбается Мишин.— Нормально все". Он имеет право так говорить. И прав, утверждая, что на месте Плющенко, в той ситуации, в которой после короткой программы оказался чемпион мира, любой другой запросто мог сломаться: "А Женя оказался силен духом. 'Серебро' после четвертого места в короткой программе — это ведь успех. И потом, учтите, что для Плющенко это первая Олимпиада. Ягудин на своей первой Олимпиаде тоже выступил неудачно". И, может быть, прав Мишин, когда говорит, что они с Плющенко приняли верное решение, поменяв произвольную программу накануне главного турнира. Для Солт-Лейк-Сити в срочном порядке была приготовлена "Кармен". "Да это же только привлекло к Жене внимание! — говорит Мишин.— Что ж, сегодня проиграли, значит, будем идти вперед".
Но имело ли в четверг значение, какая программа была у Плющенко? И могло ли что-то измениться, если бы он чуть-чуть не смазал заключительный прыжок в своем суперкаскаде из четверного и двух тройных? "Я доволен тем, как катался. Катался хорошо. Великолепно катался один Алексей",— в предельно допустимом в их соперничестве великодушии Плющенко, по сути, признал собственное поражение. Вполне очевидного для всех, кто увидел в Солт-Лейк-Сити ягудинскую произвольную программу "Человек в железной маске". Сам Ягудин, правда, скромно заметит: "С точки зрения сложности, пожалуй, не лучший мой прокат в жизни. Безусловно лучший — лишь с точки зрения эмоций". Слишком скромно для такой программы. И речь, естественно, не о том, что в ней два прыжка в четыре оборота, сделанных совершенно чисто, и почти такие же чистые тройные с одной-единственной маленькой помаркой. В этой программе есть что-то, чего не объяснишь цифрами, даже теми четырьмя редчайшими на Олимпиадах "шестерками", которые в четверг дали Ягудину судьи.
Он выходил на лед последним. Но когда закончил, в голову пришла мысль: а если бы по жеребьевке за ним кто-то шел, не стоило ли в любом случае остановить все на Ягудине? Просто чтобы воспоминание было как можно ярче. И еще — чтобы пожалеть следующего фигуриста, который на таком фоне в любом случае смотрелся бы очень бледно.
Тарасова считает, что феномен Ягудина объясняется просто. "Вы хотите знать, что изменилось в Леше после того, как он перешел ко мне? — переспрашивает она.— Посмотрите записи его старых выступлений, и все увидите... Я заметила в нем большой артистический талант, который мне захотелось показать всем. Но в фигурном катании так часто бывает: раскрывается артистическое дарование, а теряется что-то в технике. У Алексея ничего не пропало. Вот так появился этот уникальный спортсмен".
Кто-то поинтересовался у Тарасовой, думала ли она, когда брала Ягудина, что это ее очередной олимпийский чемпион. Ведь при всех способностях он бы в то время скорее не первым, а вторым фигуристом мира — главные ставки делались на Плющенко. В ответ она усмехнулась: "Я не думала, я работала — как со всеми моими остальными учениками, которые доверяли мне свою жизнь и которых я не могла подвести. Как я раскрываю их? Да всеми возможными способами. Если нужен, как Алексею, психолог, приглашаю психолога. Если нужно еще что-нибудь — сделаем".
Кто-то указал Тарасовой на то, что в произвольной программе чемпиона не было таких каскадов, как у Плющенко. Так может быть, Ягудин все же в чем-то ему уступает? Она вновь усмехнулась: "Вы имеет в виду эту комбинацию из прыжков в четыре, три и два оборота? Но ее и Майкл Вайсс делает. Понимаете, прыжки в четыре оборота сейчас есть в арсенале почти у всех сильных фигуристов. А прицепить к комбинации простенький двойной не такая уж большая проблема. Важно, как делаешь этот прыжок. Выше, чем Алексей, не прыгает никто. Но еще важнее другое. Никто, кроме него, не в состоянии при этом создать на льду столь удивительный образ. Вы согласны?"
Спорить было бессмысленно. Спорить, хочется надеяться, будет Плющенко. По крайней мере, ни он, ни, главное, Ягудин не объявили о том, что отказываются от следующей Олимпиады. Война продолжается.