В московском театре Et cetera сыграли пьесу, вызвавшую в конце позапрошлого века в Париже настоящую театральную революцию. Для того чтобы "Король Убю" Альфреда Жарри наконец-то стал событием и на российской сцене, понадобились болгарский режиссер Александр Морфов и художественный руководитель театра Александр Калягин в заглавной роли.
Больше ста лет назад на вошедшей в анналы мирового театра премьере в парижском театре "Эвр" зрители свистели и кричали от негодования. О той премьере напоминает сам Жарри, выскакивающий перед началом каждого действия к зрителю и повторяющий ту же нервную речь и ту "пластику сломанной марионетки", о которой писали очевидцы исторического представления. Но в остальном от реконструкторских задач Александр Морфов далек. Русскую сценическую историю "Короля Убю" он начинает фактически с чистого листа и, по его признанию, предложил театру просто похулиганить.Вызвать сегодня в Москве приличный театральный скандал — задача невыполнимая, но все же менее актуальная, чем умело поставить модернистский фарс. Сцена и зрительный зал берут на себя взаимный риск. Рассердиться на "Убю" для столичной публики сегодня означает проявить умственное отставание на целый век. Погубить пьесу Жарри культурологическим глубокомыслием или неумным комикованием для театра означает лишний раз подтвердить, что есть вещи, которые русскому театру с его старорежимной психологической выучкой все-таки не по зубам.
Есть еще один способ сегодня погубить этого "Короля", а именно — превратить его в политическую сатиру. Герой Жарри, папаша Убю, примитивный обыватель и самозванец, вместе с мамашей Убю и нелепыми сподвижниками устраивает опереточный заговор против польского короля, убивает монарха и садится на престол. Он пытается управлять государством и даже собирать налоги по своему разумению, вешает всех подряд, потом идет войной против России, но вскоре сам оказывается свергнутым. Исторические события вершатся словно в детской игре: бездумно и вдруг. Здесь все вывернуто наизнанку и выключены все тормоза. Папаша Убю начинает пьесу возгласом "Дерьмо!" и не стесняется в выражениях на протяжении всего спектакля.
Известно, что Жарри наделил этого хрестоматийного героя чертами своего школьного учителя. Инфантильное сознание сполна откликается в уморительно смешной и умной игре Александра Калягина: упитанный живчик в рыжих шароварах и яркой кепочке вовсю канючит и гундосит, капризничает и дуется. Он действительно невинен как ребенок и чем-то похож на Карлсона. Папаша Убю грубит и куролесит, но жестокость его одной интонацией превращается в шалость. Жертвы, которых он отправляет на виселицу, живехонькими болтаются в петлях. Крестьяне, с которых он сдирает налоги, не менее комичны, чем он сам. Неприятель, с которым Убю ведет войну, сражается понарошку, а он знай жрет сосиски и пересчитывает купюры.
Высокая калягинская клоунада оказывается сильнее любой сатиры. Все эти голосовые обертоны и шаловливые припрыжки, вороватые жесты и невинные глазки складываются в настоящую крупную современную роль. Ясно, что в папаше Убю можно запросто увидеть прогноз-пародию на великих тиранов прошлого века. Но спектакль Александра Морфова не будет отбивать хлеб у желающих поставить "Карьеру Артуро Уи" и "Ричарда III" или показать чаплинского "Великого диктатора". Если хулиганить, то без оглядки, решил режиссер. Реальность в постановке театра Et cetera, согласно закону жанра, последовательно вывернута наизнанку; а те, кто хочет испугаться, получат для этого достаточно оснований и без указующих режиссерских перстов.
Господин Морфов, руководящий в Софии Национальным театром Болгарии, знает толк в языке сценического бурлеска, отлично умеет придумывать шутки и эффекты. Как, например, "интерактивное" кино: один человек бьет киноперсонажа под дых, а изображение начинает корчиться от боли. Но самый важный трюк связан все-таки не с фантазией, а с важнейшей проблемой театрального статуса. "Что это за ...ня?" — раздраженно спрашивает папаша Убю, когда в сцене инаугурации ему подносят микрофон для выступления перед народом. Последующая долгая борьба короля-ничтожества с будто ожившим микрофоном сделана в духе уморительного лацци из комедии дель-арте, а зрители между тем могут переварить услышанное и наполняться гордостью. Ведь когда народный артист Российской Федерации, наша дорогая, общенациональная тетка Чарлея, председатель Союза театральных деятелей страны психологического реализма, недавний визави президента Путина и последний мхатовский вождь пролетариата ответственно произносит это слово в центре Москвы — и не в какой-нибудь подзаборной антрепризке, а в репертуарной постановке классической пьесы-манифеста,— именно в такой момент грех не почувствовать себя счастливым. Ведь это значит, что законы жанра способны одержать победу над всеми остальными законами. Разумеется, когда жанр выдержан.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ
Следующие спектакли 6 и 7 февраля.