В Большом зале консерватории состоялся концерт Гидона Кремера с Российским национальным оркестром. Участие молодой виолончелистки по имени Марта Судраба из камерного оркестра Kremer`ata Baltica придало программе современной и романтической музыки (Шнитке, Шуман, Сен-Санс) редкую для наших мест интригу.
В отличие от прежних кремеровских партнеров/партнерш Марта Судраба (Martha Sudraba) очень молода, невероятно привлекательна и приятно несамостоятельна. В силу чего Гидон Кремер (Gidon Kremer) смотрится не коллегой по сцене, а мэтром, достойно воспитавшим виолончелистку собственного камерного оркестра (как Пигмалион Доротею) в духе своих представлений о правилах хорошего тона. Особый шарм дуэта — в демонстрации ими партнерского равенства при очевидном разделении функций на ведущего (Кремер) и ведомую (Судраба) по принципу "вода и камень, лед и пламень". Программе это было к лицу.
Виолончелистке концерт подарил достаточно крупных планов. В Concerto grosso #2 Шнитке ее инструмент ни в чем не уступил волшебствам кремеровской скрипки, метавшей молнии барочных пассажей, зависавшей в диссонантных монологах. Музыканты демонстративно отвернулись от того, что натворил в начале 80-х Альфред Шнитке, пустивший кровь безжизненной виртуозной традиции и тем самым воскресивший ее для актуальности. Никакой актуальностью тут не пахло. Музыка Шнитке у Кремера--Судрабы поразила как раз добротностью классического осадка, отстоявшегося в мутных водах музыкального постмодернизма. Еще несколько лет назад Кремер в ней бы услышал и Пьяццоллу, и Десятникова. Теперь же оказалось, если кого он чувствовал в Шнитке, то в первую очередь Стравинского.В скрипичной версии шумановского Концерта для виолончели с оркестром Гидон Кремер также провел полную ревизию ценностей. Свобода владения сольным текстом была тут доведена до крайности. Музыка словно расслоилась на разговорные структуры. Контрасты уравновешивала выдержанность манеры. Не сделав ни одной интонационной помарки, Кремер взял на редкость негромкий тон, обязавший оркестр созерцать и слушать детали. Сквозь сложные рифы его высказывания Российский национальный продирался с трудом. Можно только позавидовать слуху дирижера Дмитрия Лисса, чудом втискивавшего оркестровые вступления в загадочных длиннот скрипичные паузы и буквально подлавливавшего солиста на выдохе после каденций.
После похожего на медитацию Концерта Шумана публике предложили третий и, надо признать, исключительно изящный перевертыш — пьесу Сен-Санса "Муза и поэт". Написанную 72-летним автором "Самсона и Далилы" и "Карнавала животных" (откуда вылетел бессмертный "Умирающий лебедь"), ее сыграли не без юмора. За поэта здесь весьма пассивно стенала виолончель красавицы Судрабы, за музу вовсю резвилась скрипка Кремера. При всем желании увидеть в таком дуэте лирико-романтическое начало было невозможно. Оставалось лишь восхищаться придумкой музыкантов, не хуже пресловутого "Умирающего лебедя" спровоцировавших зрительский восторг неизвестным опусом Сен-Санса.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ