Фильм "Без удержу" (Le souffle) — самый необычный в программе проходящего в Москве фестиваля "Французское кино сегодня". Эстетизм черно-белого изображения борется с бурным трагикомизмом истории о деревенском парне, который впервые напился и учинил дебош. С режиссером ДАМЬЕНОМ ОДУЛЕМ (Damien Odoul), награжденным за эту дебютную работу на фестивале в Венеции, беседует АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
— Ваш фильм при всей своей оригинальности напоминает нам "Пастораль" Отара Иоселиани — бывшего грузинского, ныне французского режиссера, он тоже описывал деревенский средиземноморский уклад. Вам говорит что-нибудь это имя?
— Конечно, причем я как раз предпочитаю ранние черно-белые фильмы Иоселиани.— Вы выросли в городе, а сняли фильм о деревне, природе и архаичной жизни.
— Да, я тоже дитя цивилизации, но город для меня всегда был местом тревог. А природа — это что-то самое чистое и поэтическое, что обнаруживает суть бытия. Действие фильма происходит на юге Франции. Там можно бродить целыми днями и не встретить никого. Моя мать оттуда родом.
— Как люди вашего поколения относятся к мифу авторского кино?
— Это не миф. Или миф, который воскресает. Хотя, в сущности, после немых шедевров, таких, как "Страсти Жанны д`Арк" Дрейера, кино уже ничего нового не сказало. Но каждый раз мы возвращаемся в то же место, все более отягощенные мыслями о своих предшественниках.
— Как вы видите свою дорогу в кино?
— Не хочу быть режиссером для элиты. В своей книге Тарковский рассказывает о письме, которое написала простая женщина из провинции по поводу "Андрея Рублева" или "Зеркала", сейчас не помню. Это было письмо потрясающей красоты. Фильм должен пробить любую броню, но не жестокостью, а яростью.
— А вам удалось это сделать в своей картине?
— Одна зрительница сказала: "Какой был бы ужас, если бы мой друг не привел меня на эту картину, которую по описанию я совсем даже не хотела смотреть!" Думаю, что фильм найдет свою публику, будет идти в маленьком кинотеатре раз в неделю на одном сеансе. Я не говорю о светском "парижанстве", говорю о тех, кто хочет свободы. Люблю сопротивленцев, а коллаборационистов готов вышвырнуть за борт. Но именно они нас все больше и больше окружают.
— Вы так воспринимаете современное французское кино?
— Конечно, я связан с французским языком, его музыка живет внутри меня. Но чувствую себя далеким от французского кино, я не типичный режиссер этой делегации. Мой фильм — НЛО. А французское кино кажется мне слишком теплым — не холодным и не горячим, а именно теплым, мелкобуржуазным. Гораздо ближе мне азиатское кино. Или русское. Считаю, что "Мать и сын" Сокурова — это шедевр. И конечно, кино гениев прошлого — Дрейер, Мидзогути, Росселини, Пазолини помогли мне сформировать мою личность, понять, к чему я стремлюсь. Можно продать свою душу, но в том случае, если есть гениальный Мефистофель.
— А такой Мефистофель может появиться в лице голливудского продюсера с большим бюджетом?
— Собирать деньги на кино очень трудно. Но я принял эти правила игры. Иначе уехал бы в деревню разводить лошадей и писать стихи. Скажу честно, Голливуд меня совершенно не интересует. Но из среды американских независимых после Венеции мне уже поступили предложения. Я пока не сказал "да", но не сказал и "нет". Деньги не приведут меня к предательству. А вообще-то Мефистофель — это я сам.
"Без удержу", ЦДЛ, 16 декабря.