Learning to dance
Учась танцеватьJANINE DI GIOVANNI
ДЖАНИН ДИ ДЖОВАННИ
Теперь в Кабуле продают спиртное и кассеты, однако жители освобожденного города все еще живут в страхе.
Через три недели после того, как войска Северного альянса освободили Кабул, на лотке на Куриной улице стали продавать спиртное. За $35 можно купить бутылку дешевого китайского вина; за $100 — русской водки.
Открылись также магазинчики, где продаются шкатулки из лазурита, кожаные ремни и ковры. Есть и свадебный магазин с затейливыми украшениями из розовых и зеленых ленточек. Пекарь готовит сладкие пирожные с шоколадным драже, а когда с заходом солнца прерывается пост на рамадан, рынок Джамуриат наполняется ароматом готовящегося кебаба и звуками индийской музыки. Теперь больше не нужно прятать кассеты. И рядом с записями песен в исполнении Дженнифер Лопес можно обнаружить саунд-трек из "Legends of the Fall". Правда, кассеты никто не покупает.
Афганцы, которые сумели при "Талибане" найти себе работу, не получали зарплату четыре месяца — с тех пор, как у режима кончились деньги. А те, кто не работал, привыкли попрошайничать и слоняться по грязным улицам, продавая лекарства, чтобы были деньги на еду.
Куда ни посмотришь, везде следы войны: на 15-й улице района Wazeer Akbar Khan — это своеобразный кабульский Беверли-Хиллз — кто-то оставил знак. Рядом с дырой в стене дома белой краской нацарапано: бомбили 12 ноября 2001 года.
Выжившие, те, кто не сошел с ума после 22 лет войны, выходят из укрытий. Мохаммед Рауф торгует персидскими коврами и подает зеленый чай и миндаль в сахаре в своем маленьком магазинчике на Куриной улице. Он рассказывает, что впервые за многие годы получает деньги. Господин Рауф сейчас работает в той же комнате, где раньше, прячась, смотрел запрещенные видеофильмы. Удовольствия от просмотра он никогда не получал, потому что все время боялся, что его схватит секретная полиция "Талибана". Теперь он раскладывает ковры из Герата и Ирана и ожидает наплыва иностранцев, чтобы заработать денег по-настоящему. И хотя один канадский журналист купил у него самый лучший ковер за $300 (на эту сумму можно год жить в Кабуле), Мохаммед Рауф все равно нервничает. Слишком мало времени прошло, чтобы люди, которые привыкли ходить в школу или на работу и одновременно считать падающие ракеты, могли расслабиться. Все по привычке оглядываются. "Еще совсем недавно здесь был 'Талибан'",— говорит Мохаммед Рауф.
На Цветочной улице попрошайки набрасываются на каждого проходящего иностранца — их серые от грязи и скрюченные артритом руки тянутся к вам, вымаливая подаяние: "Я хочу есть, дай мне еды". Иногда их так много, что они окружают машину, пытаются открыть двери и вытащить вас наружу. Это не насилие, это отчаяние. Этим людям нельзя входить в магазины, поэтому они стоят на улице, прижимаясь к окну лицами, спрятанными под паранджой. Должно быть, это ужасно грустно, когда не можешь посмотреть прямо в глаза.
Магазины сильно отличаются друг от друга. В Fazal Store можно купить краску для волос с пышной шведкой на упаковке. У некоторых моделей до сих пор лица зарисованы черной краской — талибы тратили на это много времени. Можно купить и китайскую пудру, и пакистанское арахисовое масло, и кукол с блестящими белыми волосами в юбках в горошек — всего этого не было еще три недели назад.
Восьмилетний паренек берет у вас деньги, профессионально пересчитывает и так произносит "Have a nice day", словно он всю жизнь прожил в Калифорнии.
Возле Куриной улицы меня останавливает маленькая женщина в штопаной парандже и, обращаясь ко мне на английском, спрашивает: "Что вы здесь делаете?" И это не проявление недружелюбности. Женщину зовут Сахида. Пять лет она просидела дома взаперти, читала учебники английского, и теперь ей хочется общаться. Она откидывает паранджу — Сахида оказывается молодой женщиной: круглое бледное лицо, крашеные волосы стянуты в хвост. На ногах изящные туфельки, из них выглядывают носочки сеточкой. Я первая иностранка, с которой она разговаривает, и девушка использует весь накопленный за пять лет запас слов, мыслей и разочарований.
По словам Сахиды, она медик и буквально на днях снова пошла работать. Она говорит, что хочет найти себе парня, но не знает, как это делается. Она расспрашивает о погоде в Лондоне и выпытывает у меня, как туда добраться. Ее отец, говорит она, лучше нее говорит по-английски — он работал на ООН. Она обещает приготовить мне сегодня ужин и спрашивает, что я хотела бы поесть. По ее словам, она может приготовить все, что угодно: "Целых пять лет я только и занималась работой по дому и готовкой. Я думала, что буду делать это до конца своей жизни". Она говорит, что мы можем послушать Рики Мартина, и спрашивает, нравится ли мне блондинка, героиня "Титаника"? Вечером она устроила настоящий пир, который, должно быть, обошелся в месячную зарплату ее семьи, если они, конечно, что-то зарабатывают. Ее мама слишком застенчива и не присоединяется к нам, но отец — Хашим — сидит на диванной подушке и по любому поводу громко хохочет. Сахида приводит подругу, красивую девушку, которой тоже 23 года. Обе они нормально одеты — брюки, тапочки, джемперы, на лицах макияж. Они поставили кассету с саунд-треком из "Титаника"; расспрашивают меня о Леонардо Ди Каприо, от которого все афганцы без ума. "'Титаник' — единственный видеофильм, который можно было достать,— смеясь говорит Сахида.— Мы пересматривали его целый год".
Любая дружба крепнет, когда друзья вместе проходят через тяжелые испытания. По словам Сахиды, единственное, что поддерживало ее те пять лет, что она просидела взаперти в отцовском доме, это ее подруги — такие же разочарованные, такие же подавленные и печальные. И Сахиду, и ее подругу избивали талибы, Сахиду чаще, потому что, как говорит ее отец, "у нее смелый характер".
Она говорит: "На самом деле очень больно, когда они бьют по лодыжкам". Потом она замолкает. "Сейчас я чувствую себя более свободной, но все равно пока не готова снять паранджу. Здесь мало что изменилось. Я могу заговорить с человеком на улице, зная, что меня не ударят за это, но проблема в афганских мужчинах. Пять лет правления 'Талибана' изменили их мышление, и я не уверена, что они готовы к тому, что мы будет ходить по улице с открытыми лицами".
Она ставит кассету с Рики Мартином. На столе стоит фотография молодой женщины. Это сестра Сахиды, которая умерла при родах, разделив судьбу 1700 из 100 тыс. рожающих афганских женщин. У Сахиды на глаза наворачиваются слезы: "Она только закончила юридический институт, когда пришли талибы. Она так и не дожила до их конца".
Но Сахида не хочет думать о грустном. Окно в прошлое с треском захлопнулось, и впервые в своей взрослой жизни она хочет увидеть, что же там за стеклом. "Вы умеете танцевать? — спрашивает она, резко меняя тему.— Представляете, я никогда не танцевала? Может теперь начну".
Но не все танцуют. С "Талибаном" в Кабуле покончено, но 22 года войны подавили людей. Войска Северного альянса нельзя назвать свободными людьми. Во время рамадана на второй неделе "освобождения" (или "оккупации", кто как считает) богатый человек бесплатно раздавал еду бедным. Когда женщины — мужчины называют их черноголовыми из-за паранджи — бросились вперед, солдаты начали бить их палками, как собак.
Был запланирован марш женщин, но его отменили, так как никто не мог гарантировать им безопасность. Поэтому они собираются в доме Сорайи, феминистки, которая содержала школы для девочек во время правления "Талибана". Они молят о помощи, о работе, о какой-нибудь надежде и о конце этого жалкого существования. Даже прогрессивный министр иностранных дел доктор Абдулла признает, что в вопросах, касающихся женщин, перемены будут происходить черепашьими темпами.
Снова работает радио, телевизоры, если, конечно, у вас они есть. В отеле Inter-Continental официанты собираются вокруг допотопного телевизора и с ужасом и изумлением смотрят немецкие мыльные оперы. На экране появляется женщина в спортивном костюме. Они хохочут, и я вдруг осознала, что для них женщина в футболке то же, что совершенно голая женщина. Ночью на город, как холодный ветер с гор, спускается комендантский час, и любой, кто выходит после десяти вечера, рискует быть убитым бойцами Северного альянса.
Доктор Абдулла говорит мне: "Мы должны поменять мышление людей с военного на мирное". Но это легче сказать, чем сделать в регионе, настолько залитым кровью, что трудно найти хотя бы одного человека, который бы не пострадал.
У офиса доктора Абдуллы я встретила молодого человека, который изучал дипломатию и политические науки в университете Кабула. Он работал в правительстве "Талибана", за что получал $6 в месяц. Уже четыре месяца ему не платят зарплату. "Здесь нет надежды",— говорит он. Каждую ночь, ложась спать, он мечтает, что проснется завтра другим человеком, живущим в другом месте другой жизнью.
Перевела АЛЕНА Ъ-МИКЛАШЕВСКАЯ