Премьера балет
Фото: Alice Blangero/Ballets de Monte Carlo
На подводной сцене форума Гримальди Балет Монте-Карло показал программу из трех балетов и одного кинобалета Иржи Килиана — фрилансера и живого гения. Из Монако — ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
Балет Монте-Карло — авторская труппа: более 20 лет основу репертуара составляют спектакли Жан-Кристофа Майо, ее худрука и постоянного хореографа. Это, конечно, не тотальная диктатура: по традиции каждое лето руководитель отдает своих артистов на откуп молодым балетмейстерам — их продукцию непременно предъявляют публике, уважительно подавая как мировые премьеры. Однако программы великих современников в Монте-Карло — большая редкость: переносить готовые балеты, идущие по всему миру, самолюбие не позволяет, а в эксклюзивах гранды обычно отказывают, занятые постановками в собственных труппах.
Иржи Килиан — исключение. Во всех смыслах. 69-летний хореограф, не утративший своего великого дара, уже семь лет — после того как в 2009 году добровольно оставил место хореографа-резидента Нидерландского театра танца (NDT),— не у дел. Собственные балеты, составлявшие славу и гордость его бывшей труппы, он в NDT исполнять запретил, новые практически не ставит. За его прославленными шедеврами охотятся многие компании мира, но разрешение получают далеко не все: автор часто отказывает — из опасений, что чужие артисты не смогут передать его стиль. Получается, 69-летний Иржи Килиан вроде бы живет среди нас, но его как бы и нет: живой классик со стороны наблюдает за потугами современной хореографии, не торопясь вмешаться, скорректировать и оживить этот процесс. Так что личный приезд великого отшельника в Монте-Карло для переноса трех своих готовых балетов и постановки к 30-летию труппы нового номера для худрука Жан-Кристофа Майо и его главной балерины Бернис Коппьетерс сделал грядущую премьеру сенсацией, упустить которую не пожелала княжеская семья, пожаловавшая на первый спектакль в полном составе.
Новинка (сенсационности ей добавляло то, что Жан-Кристоф Майо после травмы, полученной в 1982 году, ни разу не выходил на сцену, а Бернис Коппьетерс почти полтора года назад объявила об окончании карьеры) оказалась четырехминутным фильмом на музыку Принса, названным "Оскар" — по имени песика знатных исполнителей, ставшего третьим участником миниатюры. Его роль — путаться под ногами увлеченных делателей искусства: "Оскар" бесшабашно подтрунивает как над процессом творчества, так и над отношениями хореографов с их любимыми балеринами. Поначалу творец — господин положения: свою послушную Галатею он сгибает в разнообразные бараньи рога, путаясь в ее длиннющих прекрасных конечностях, мечась от менуэта к акробатике, от головы к ногам, от мимики к пуантам и глотая сигарету за сигаретой. Однако покорная служанка его фантазии вскоре обретает собственную волю: наворачивает академические пируэты, запускает круги вращений, стреляет ногами в разные стороны, мелкой дробью выбивает battus на лысине творца и, вконец подавив его своим волюнтаризмом, метафорически сажает в лужу (в фильме — на стул, прямо в кремовый торт).
Так прилипшим к этому торту и стулу Жан-Кристоф Майо и возникает на сцене живьем, чтобы соединить шуточный кинооммаж с другим "датским", тоже шуточным и тоже на музыку Принса балетом Килиана. "Шляпа" была поставлена в 2005 году к 25-летию правления королевы Нидерландов Беатрикс II и названа так в честь огромной коллекции шляп, которую собрала эта августейшая особа. 18 артистов обоего пола в пышных золотых юбках и не менее пышных шляпах (каждая — копия коллекционной) жизнерадостно отплясывают, перемежая остроумные пародии на бродвейские мюзиклы не менее забавными пародиями на хореографию самого Килиана.
Эти светские шутки увенчали чрезвычайно серьезную программу из двух общепризнанных, но контрастных шедевров Иржи Килиана. "Bella Figura" на музыку Лукаса Фосса и композиторов эпохи барокко была поставлена в 1995 году, в эпоху расцвета килиановского NDT,— это балет о всемогущей гармонии, царящей в мире вопреки частным страданиям и диссонансам. Итальянское "bella figura" кроме буквального имеет и другое значение — в приблизительном переводе "хорошая мина при плохой игре". Сам Килиан уточняет, что ставил балет о способности человечества сопротивляться уродствам мира, о "поиске красоты в гримасе, в физической судороге, в мозговых спазмах". Этот балет обморочно красив и гармоничен во всем: костюмах, сценографии, композиции, хореографии. Ослепительны и длинные алые барочные юбки пяти женщин и четырех мужчин, и их обнаженные торсы. Завораживает живое пламя на жертвенниках в углах сцены. Околдовывают бесшумные занавесы, играющие со зрителем в пространственные игры, то отсекая от зала части тел артистов, то подавая солистов крупным планом — как в картинной раме, то захватывая танцовщиц в плен своих складок. И сказочно прекрасна — даже в нервных срывах и страдальческих углах тел — хореография.
"Боги и собаки" на музыку Дирка Хаубриха и Людвига ван Бетховена созданы для восьми артистов молодежного NDT-II в 2008-м, за год до ухода Иржи Килиана из труппы, и гармонии в этом балете нет и в помине. Здесь все — пограничье: между леденящим светом и спасительной тьмой, между душевным здоровьем и безумием, между беззащитным человеческим телом и неумолимым металлом занавеса из металлических цепочек, сметающего и поглощающего людей; между томной красотой дуэтов и эпилепсией вариаций. Бегущий с задника прямо на зал компьютерный пес с открытой пастью (вначале крошечный, как безобидный снежок, к финалу он вырастает до безобразного монстра) — символ неотвратимости судьбы: он преследует каждого, как разрушительная сила, гнездящаяся в нашем подсознании.
Крепкая, но непривычная к килиановскому стилю труппа Балета Монте-Карло танцует эти балеты словно молитвенный ритуал,— с чрезвычайным пиететом и самоотдачей. Эффект удивительный: у тех, кто не смог обжить, присвоить себе эту лексику, кто лишь старательно воспроизводит ее внешние формы и особенности,— движения в любом из двух балетов выглядят гладкими, трогательными и поэтичными. Те же, кто чувствует себя свободно в мире Килиана (как, например, замечательный маленький китаец Ван Ле, или канадка Мод Саборен, или близнецы-мулаты Жорж и Алексис Оливейра), выдают такой колоссальный диапазон подлинных чувств и физически ощутимой душевной боли, что расхожие представления о килиановской хореографии — как об абстрактной, метафорической, интеллектуальной и вообще надмирной — рассыпаются в прах. И за фигурой небожителя, хореографа не от мира сего проступает живой страдающий человек. Гениальный, к собственному несчастью.