«Ошибка — делать вид, что России не существует»

Марк Франкетти о фильме Bolshoi Babylon: «В фильме никакого месседжа нет. Но я надеюсь хотя бы, что когда люди смотрели этот фильм и ничего не знали о Большом театре, допустим, за границей, в конце фильма они почувствовали, что там все очень сложно, непростые люди, непростые отношения. Это как семья. Сложная семья. В каком-то плане типично русская семья, но несмотря на все сложности отношений, подводных течений, это все-таки абсолютно уникальное место, и это удивительная любовь, которая свяжет, как я сказал, от уборщицы до директора эту историческую сцену, которая для них абсолютно святое место. Я надеюсь, что им будет интересно, что люди после этого захотят попасть в театр».

«Настолько сложно найти деньги, чтобы снимать документальные фильмы, настолько сложно их снимать. Потом, конечно, хочется, чтобы как можно больше народу их смотрело, чтобы это не был фильм только для российского рынка. Он будет в кинопрокате в России с 4 февраля, в Москве и других городах. В Москве будет в Центре документального кино, в "Пионере", "Горизонте" и в других. И естественно, у нас был маленький закрытый показ, показывали на прошлой неделе. И когда снимаешь фильм о России как иностранец, показываешь российской аудитории, конечно, очень интересно посмотреть на реакцию. Реакция была позитивная, думаю, что, хотя я иностранец, надеюсь, что и для российской аудитории тоже будет интересно».

Марк Франкетти о настроении в стране: «Если мы возьмем, например, ситуацию или атмосферу в стране четыре года назад и сейчас, я считаю, что она очень сильно изменилась. Я здесь только 18 лет, но я спрашиваю людей, которые здесь жили при советской власти, на что похоже то, что мы сейчас имеем — этот реваншизм, что мы опять сильные, мы показали миру, и факт, что Россия становится более консервативной, более закрытой, антизападной. И мне все говорят, что это вообще ни на что не похоже, это кажется абсолютно новым. Не мне судить, я здесь только 18 лет, но я считаю, что довольно неприятная атмосфера. Когда я включаю все эти программы, ток-шоу — я смотрю, потому что я здесь работаю корреспондентом, мне интересно — это просто яд какой-то, это очень неприятно. После того как посмотрел все эти программы, от этой ненависти меня лично тошнит».

Об организации съемок фильма Bolshoi Babylon: «Мы начали снимать этот фильм после нападения на Сергея Филина три года назад. Понятно, что вокруг этого очень много писали, и вдруг Большой театр, самый мощный, сакральный символ российской культуры — в центре очень негативного внимания. И когда я делал репортажи об этой истории для Sunday Times, поскольку я занимаюсь одновременно документалистикой, возникла идея, что если бы дали доступ на протяжении многих месяцев, могло бы быть очень интересное кино.

Я договорился с руководством театра, чтобы нас пустили. Это было на удивление совсем несложно. Я об этом все время говорю — мы получили беспрецедентный уникальный доступ на протяжении сезона. Мы снимали за кулисами и пытались показать, какова настоящая жизнь за кулисами не театра, а сакрального символа. Я все время говорю, что нет театра в мире, который имеет такой же статус, какой Большой театр имеет в России. Это гораздо больше, чем театр.

Никаких ограничений, никаких просьб, никаких договоренностей не было, все было на доверии, на отношениях, которые я с ними строил. Новый директор Владимир Урин и начальница пресс-службы Екатерина Новикова, ключевые фигуры, которые дали доступ, говорили: "Мы не боимся критики, театр должен быть открыт, если вы будете без предубеждения и справедливо нас критиковать, у нас нет с этим проблем".

Никаких ограничений не было, и это, я считаю, очень показательный пример. Я все время говорил за границей, когда мы показывали фильм, что одновременно Россия становится более закрытой, более антизападной и одновременно меня пустили без всяких ограничений. Ни разу не звучала просьба "покажите нам фильм до этого", все только на честном слове».

Марк Франкетти о присоединении Крыма: «Когда я говорю, что что-то изменилось за последние три-четыре года в плане атмосферы, я не думаю, что люди меньше думают о деньгах, но то, что, скажем так, вот эта сверхпатриотическая реакция на присоединение Крыма, я точно не знаю, но мне говорят, удивила даже тех, которые во власти, что они не были до конца уверены, какая будет реакция, и что они сами были довольно удивлены, насколько эта реакция была патриотической. И часто встречаю людей, которые говорят, что они сами узнали что-то новое о России для себя, что их круг общения, например, реагировал очень положительно на присоединение, и у них жуткие споры и так далее. Я все время так говорю, что считаю, что если большинство народа в России поддерживает это решение, если им психологически стало или в душе стало легче, вы абсолютно имеете право на это. Я как раз из тех корреспондентов, которые все время ругают Запад, что они постоянно какие-то лекции вам читают, как вы должны здесь жить. Поэтому, если вам хорошо — пожалуйста, что "Крым ваш", я очень за вас рад. Одновременно этот довольно резкий поворот, который мы за последние два года наблюдаем, это мои ощущения, не факт, что Россия стала перед Западом более закрытой, более антизападной, более патриотичной, более, может быть, консервативной и так далее, все, что подразумевается, когда говорят просто "Крым наш", вот эта атмосфера. Считаю, что атмосфера довольно негативная, и считаю, опять же, как наблюдатель, что это ваша страна, и вы имеете право».

«Если я был бы русским, я считал бы, что это неправильный путь, не присоединение Крыма, это понятно, что Крым — это часть России, понятно, что большинство народа в Крыме действительно хотели этого, они чувствуют себя русскими, они русские, хотят быть с Россией. Но просто когда мы говорим вообще об этой атмосфере, об этом повороте, о сверхпатриотизме, что мы наконец показали Америке, что мы крутые и так далее, но, опять же, если вам хорошо — здорово. Я считаю, что для развития страны это не совсем правильный путь, считаю, что будущее — это не инвестировать деньги в новые танки, армию и так далее, я считаю, что образование, интернет, много чего другого делало бы Россию более сильной».

«Включу я, например, государственное телевидение, я не понимаю, почему все ток-шоу постоянно об Америке и об Америке. Почему вы так переживаете? Живите, вам какая разница, что Америка? Невозможно себе представить, чтобы в Америке, например, была бы программа, которая длится час-полтора, ток-шоу, где только Россия. Вы этот баланс потеряли, этого баланса нет. Теперь я прекрасно понимаю, что я всегда, и в этой программе с вами, я уверен, тогда я говорил, что ошибка — делать вид, что России не существует. Она существует и имеет право на собственные интересы, имеет право, я считаю, защищать собственные интересы. Но одновременно то, что присоединение Крыма, например, что вам так хорошо, что теперь Крым ваш, что вы показали Америке, что вы круты — имеете право. Но если я был бы русским, наверное, считал бы, что это для развития собственной страны не совсем правильная атмосфера, не совсем правильный поворот».