На фестивале старинной музыки в Петербурге состоялся концерт Алексея Любимова. Среди множества именитых западных гастролеров, приехавших в Петербург, московский музыкант — главная фигура, представляющая отечественное историческое исполнительство. Неудивительно, что программа концерта варьировала тему "Россия--Запад".
Признанный музыкант-универсал, Алексей Любимов может выступать как пианист-виртуоз с романтическим репертуаром, как клавесинист и органист, легко переходить с языка барокко на всевозможные наречия музыки ХХ века. На петербургский концерт он приехал с инструментом конца XVIII столетия — молоточковым фортепиано (Hammerklavier).
Хаммерклавир является ближайшим предком современного рояля. По сравнению с "королем инструментов" он более хрупок, тих и как-то более человечен. Здесь непреодолим контраст звонких, но субтильных верхов и глуховато рокочущих низов. Звук тянется или не тянется в зависимости от того, с какой интенсивностью его извлекают: педали нет, и прозрачная фактура звучит на хаммерклавире предельно сухо. На изъявления сильных чувств инструмент реагирует как живой — от массивных аккордов у него болезненно звенят струны. Он мало вынослив и требует постоянной подстройки. Под стать характеру инструмента пришлась составленная Любимовым программа "Фантазия как театр души". Собранные в ней сочинения представляют каждого из авторов, будь то Моцарт, Бетховен или русский чех Иван Прач, в самом раскованном и безответственном состоянии творческого духа.
Алексей Любимов — знаток старинных источников и поборник исторической правды в интерпретации. В своем концерте он с объективностью историка скомпоновал знаменитые шедевры и архивные раритеты. Он запросто играет после Моцарта сентиментальные вариации "Ты детинушка, сиротинушка" русского музыканта Василия Караулова, а вслед за ними "Фанданго" Ивана Прача. Вознамерившись создать знойный испанский танец, Прач то и дело отвлекается на лирические эпизоды, странным образом предвосхищающие словарь зрелого фортепианного романтизма. Вслед за тем прозвучал опус совершенно анекдотический — "Казнь Марии Антуанетты" Дюссека. В 1795 году австрийский композитор решил почтить память королевы, зафиксировав ее последние мгновения в звуках и снабдив свои музыкальные афоризмы пояснениями: "Размышления о былом величии", "Мария Антуанетта прощается с детьми", "Падает гильотина".
Кажется, что Любимову все интересно в равной мере — и сочинение, перевернувшее музыкальное сознание, и случайное новаторство провинциального мастера, и старинный курьез. Интересно оказывается и слушателю. Однако, даже если между К. Ф. Э. Бахом и Бетховеном играть смешные вальсы Клементи, в которых фортепиано подзвучивают тамбурин и треугольник, шедевром все равно остается шедевр. "Чувства К. Ф. Э. Баха" — музыкальный самоанализ младшего из сыновей-композиторов великого Баха. Эту музыку, соединяющую таинственный барочный пафос и нервный лиризм, Алексей Любимов играл особенно бережно. Ритмическая свобода, с какой были исполнены "Чувства", уводит далеко от представлений о ровной и строгой игре "наивных аутентистов". Вглядываясь в бесконечно малые величины текста, пианист обнаруживал прихотливую игру контрастов и предъявлял разнообразие певучих тембров, казалось бы, невозможное для набора деревянных молоточков.
КИРА Ъ-ВЕРНИКОВА, Санкт-Петербург