Открывая в Большом зале консерватории очередной цикл общедоступного симфонического абонемента, Большой симфонический оркестр им. П. И. Чайковского (БСО) исполнил программу музыки Гектора Берлиоза, подготовленную французским дирижером Жаком Утманном.
Настоящего Берлиоза в Москве услышишь нечасто. Помнится, пять лет назад его "Ромео и Джульетту" феноменально исполняли мариинские музыканты под руководством Валерия Гергиева. Было еще несколько камерных программ, скромно представлявших основоположника французского музыкального романтизма автором вокальных миниатюр. Нынешняя программа БСО — плод сотрудничества с Французским культурным центром. Подготовку сопровождали неприятности: из состава участников выбыли певица Мирей Деланш (Mireille Delunsch) и дирижер Фредерик Шаслин (Frederic Shaslin). Дирижера Жака Утманна (Jacques Houtmann) и сопрано Софи Фурнье (Sophie Fournier) вызвали в срочном порядке. Перед московским выходом они успели обкатать берлиозовскую программу в Рязани.
Концерт открывала увертюра к опере "Бенвенуто Челлини". Все знают, как трудно поддается оперная музыка концертному исполнению. У Утманна же все было как на театре: картинную высокопарность вступления сменяли упоительно красивые темы, по-берлиозовски складывающиеся из оперных аффектов, широкого дыхания и изобретательнейшей инструментовки. Оркестр поражал отделкой штрихов и близким старорежимному артистизмом интонации.Все то же — только в гораздо более тонких красках — предстало и в оркестровом сопровождении к вокальному циклу "Летние ночи" (1841). В угоду сезонному заголовку цикла певица Софи Фурнье вышла в красном летнем платье, обеспечив внешний шик шести ночным песням. К сожалению, голос Фурнье оказался неинтересным. Для Берлиоза ему не хватало сильной подачи и требуемой пластики. К тому же была очевидной нехватка диапазона. Созерцая певицу, слушатели сникли. Но в антракте никто не покинул концерт — впереди была "Фантастическая симфония".
На ней просвещенная аудитория федосеевского общедоступного абонемента, можно сказать, не справилась с эмоциями и захлопала после третьей части (то есть за две части до финала). Это не только можно понять, но даже легко простить. Именно третья часть "Фантастической", "Сцена в полях", окончательно дала понять, какого уровня музыкантом является Жак Утманн. Среди особенностей его дирижерского дара главным я бы назвала умение не суетиться, вслушиваться в такие едва слышимые тихости и в сами паузы, благодаря которым в Берлиозе можно было угадать (страшное дело!) предтечу классика новой музыки ХХ века Джона Кейджа (John Cage).
Утманн предпочитает не то, что само идет в руки, напрашиваясь на тривиальные ассоциации,— вальсирование второй части ("Бал"), пейзажность третьей ("Сцена в полях") или крикливая разнузданность финала ("Сон в ночь шабаша"). Смысл каждого инструментального эффекта (будь это хоть напев английского рожка или вальпургиевы кривлянья Es-ного кларнета) у него служит цельному образу такой "Фантастической симфонии" Берлиоза, за какую еще Римский-Корсаков причислил французского композитора к "крайним". То есть к тем, кто определяет ход музыкальной истории авторским радикализмом и без всяких уступок публике.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ