Событие недели — "Герой" (Accidental Hero, 1992) Стивена Фрирза (Stephen Frears) (16 октября, РТР, 23.40, ***). Фрирз — режиссер двуликий. В 1980-х он стал одним из признанных лидеров британского социального кино, выразившего (если пользоваться — в данном случае справедливым — языком марксистского анализа) фрустрацию интеллигенции, среднего класса и беднейших слоев населения от жесткого и антисоциального тэтчеровского либерализма. Его фильмы были пластичны, убедительны в деталях и ироничны, шла ли речь о романе между молодым пакистанцем из прачечной и бритоголовым нацистом или о расовых беспорядках в лондонских пригородах. В 1990-х он перебрался в Голливуд, где ставит глянцевые и очень традиционные жанровые фильмы, время от времени возвращаясь на родину ради очередной, недорогой и близкой ему сердцу драме о шоферах или безработных. "Герой", один из первых его американских фильмов,— на стыке двух его ипостасей. Мораль на первый взгляд вполне американская: героем может стать каждый. Но взгляд — европейский: а кто сказал, что каждый хочет стать героем? Вполне по-британски звучит и ирония Фрирза. Персонаж Дастина Хоффмана (Dustin Hoffman), мелкий жулик с кучей судебных хлопот, становится случайным свидетелем аварии самолета и спасает его пассажиров. Самому ему слава совсем ни к чему: стоит ли лишний раз привлекать к себе внимание. Но его реакции меняются, когда некий бомж охотно берет на себя его подвиг и становится национальным героем. "Герой", конечно, не шедевр, но на общем чудовищном фоне теленедели и он "рыба". Внимания заслуживает разве что очередной показ на НТВ классического триллера Алана Пакулы (Alan J. Pakula) "Клют" (Klute, 1971) (13 октября, 23.50, ****), где Дональд Сазерленд (Donald Sutherland) ищет пропавшего ученого. В конце 1960-х на экран пришли необычные полицейские, утратившие романтический ореол усталые люди, "как мы", для которых работа это работа, а не игрища в индейцев и ковбоев. Но главной сенсацией фильма была роль проститутки с феминистскими наклонностями, которую сыграла утомленная эротическими опусами своего бывшего мужа Роже Вадима (Roger Vadim) и возжаждавшая серьезных ролей Джейн Фонда (Jane Fonda). "Угнать за 60 секунд" (Gone in Sixty Seconds, 2000) Доминика Сена (Dominic Sena) — ремейк триллера 1974 года (14 октября, ОРТ, 20.15, *). Завязавший угонщик вынужден ради спасения незадачливого брата угнать за уик-энд рекордное количество элитных автомобилей. В этом ему помогает великолепная почти что семерка, а мешают афроотморозки и менты, суровые, но справедливые. Феномен ремейка объясняется не только кризисом идей, но и наивным желанием продюсеров при помощи модных технологий обновить якобы устаревшие шедевры жанра. Но, что удивительно, "несовершенный" первоисточник и поныне захватывает гораздо больше, чем широкоформатная, суматошная, грохочущая и скрежещущая копия. Смотреть "Угнать за 60 секунд" очень быстро становится скучно, а автомобильные трюки однообразны, как замороженные продукты из супермаркета. "Жар города" (City Heat, 1984) Ричарда Бенджамена (Richard Benjamin), якобы ироничное ретро о не выносящих друг друга сыщиках, вынужденных на пару бороться с гангстерами в Чикаго 1930-х годов (12 октября, НТВ, 23.30, *), вызывает чувство неловкости за сыгравшего главную роль Клинта Иствуда (Clint Eastwood). В одной сцене, долженствующей, очевидно, вызывать бурную радость в зале, герои заставляют говорить бандита при помощи то ли электроплитки, то ли паяльника. В России наших дней такой юмор, мягко говоря, не канает. Лучше предпочесть ему крепкий триллер Эндрю Дэвиса (Andrew Davis) "Беглец" (The Fugitive, 1993), где Харрисон Форд (Harrison Ford) играет врача, сбежавшего из тюрьмы в поисках однорукого убийцы своей жены, место которого в камере смертников он несправедливо занимает (13 октября, ОРТ, 21.35, **). Глотком свежего воздуха после удручающей серьезности голливудского жанра кажется совершенно идиотское, но тем не менее местами уморительное "Очень страшное кино" (Scary Movie, 2000) Кинена Айвори Уэйанса (Keenen Ivory Wayans) (13 октября, РТР, 23.20, **). Собрав воедино все штампы модных в последних сезонах "молодежных хорроров" типа "Воплей" или "Я знаю, что вы сделали прошлым летом", режиссер заставил своих героев, тупых провинциальных студентов, вести себя исходя из стереотипов жанра. Например, они знают, что, сбив на ночной трассе прохожего, надо избавиться от его тела и хранить тайну. А потом он, конечно, восстанет из гроба. Прохожий, отделавшийся ушибами, тщетно пытается обратить внимание ребят на то, что он жив. А они отмахиваются, увлеченно обсуждая, что делать с телом. Беднягу, конечно, им придется прикончить: верность жанровым кодам превыше всего. Несколько корректирует представления о французской культуре "Жена булочника" (La Femme du boulanger, 1999) Никола Рибовски (Nicolas Ribowski) (12 октября, "Культура", 21.40, **). Дело в том, что для отечественного зрителя французское кино по-преимуществу городское, чаще всего — парижское, где действуют романтические преступники и преступные полицейские или сексуально озабоченные буржуа. Грубо говоря, никто не сеет, не пашет. Между тем во Франции существует мощная, как сказали бы в России, почвенническая традиция. В этой традиции роль французских Шукшиных и Распутиных играют такие знаменитые писатели первой половины ХХ века, как певец Прованса Марсель Паньоль (Marcel Pagnol) или Жан Жионо (Jean Giono). Как настоящие почвенники они умилялись сокровенным ценностям, только там, в глубинке, и сохранившимся, верили в здравый смысл и щедрое сердце деревенских юродивых и в то, что нет ни капиталиста, ни пахаря, а есть лишь одна светлая общность коренных французов. И, естественно, относились с недоверием к суете больших городов, к чужакам, к тем, кто изменил родной ниве. Расцветавшее накануне второй мировой войны направление было, мягко говоря, скомпрометировано в последующие годы тем, что верность "крови и почвы", культ земли и семьи лег в основу идеологии профашистского режима маршала Петэна, да и сами писатели-почвенники в участии в Сопротивлении замечены не были, скорее наоборот. Поэтому с конца 1940-х французский кинематограф и стал по-преимуществу городским. А с начала 1990-х то ли захотелось вновь вдохнуть воздух родных просторов, то ли идеологические споры прошлого показались перед лицом вечности сущим пустяком, то ли просто истек срок авторских прав на книги того же Паньоля и стало возможным экранизировать его, не выплачивая проценты наследникам. Как бы там ни было, во Франции пошла вторая волна почвеннического кино. И Рибовски, режиссер пристойный, но третьего ряда, сделал ремейк фильма Марселя Паньоля 1938 года по роману Жана Жионо. "Жена булочника" — деревенская трагикомедия: пресловутый булочник, чья жена сбежала с пастухом, объявляет забастовку и отказывается печь хлеб. Вся деревня отправляется на поиски изменницы. Все это по меньшей мере забавно, хотя и гипертрадиционно. А привычное французское кино, герои которого маются от тысячи бытовых мелочей, складывающихся в домашний экзистенциальный ад, представлено фильмом Паскаля Тома (Pascal Thomas) "Дилетантка" (La Dilettante, 1998) (16 октября, "Культура", 8.30 и 21.40, ***). Прожившая 15 лет в Швейцарии женщина возвращается в поисках потерянного времени к сыну в Париж и обнаруживает, что ни нагнать время, ни найти общий язык с самыми близкими людьми практически невозможно.
