Хит недели — "Траффик" (Traffic, 2000) Стивена Содерберга (Steven Soderbergh) (23 сентября, РТР, 22.30, ****), свидетельство немыслимой оперативности наших телеканалов: фильм только что, в начале года, номинировался на "Оскар" и соперничал за главный приз Берлинского фестиваля. "Траффик" доказывает, насколько глубоко оборонное сознание, как сказали бы в СССР 1930-х годов, определяет самочувствие современной Америки. Вроде бы в мире и установился Pax Americana, а — смотри-ка — триллер о борьбе с наркомафией снят как эпическое батальное полотно с множеством участников и вызывает в памяти своей структурой "Освобождение" Юрия Озерова, построенное по принципу "а в это время...". Главный американец по борьбе с наркотиками уходит в отставку, когда его собственная дочь подсаживается на крэк, и ее приходится вылавливать в трущобах. Главный мексиканец по борьбе с наркотиками оказывается ставленником одного из кокаиновых картелей, всего лишь устраняющим его конкурентов. А когда противостоящего им наркобарона возьмут, выпавшее из его рук знамя подхватит жена, которая научит недалеких латинос — интересная, конечно, но с технологической точки зрения неочевидная идея — не прятать порошок в куклах, а делать куклы из порошка. Выводы, которые следуют (возможно, помимо воли режиссера) из "Траффика", неутешительны. Приходится признать, что пресловутую мафию можно перебороть, только легализовав известные вещества: запреты лишь играют на руку картелям. От иных монументальных голливудских полотен "Траффик" выгодно отличает некий режиссерский маньеризм, хотя и несколько однообразный. Все мексиканские эпизоды, например, сняты в грязно-коричневой, словно прокаленной тропическим солнцем, гамме. А сцены перестрелок сняты так, словно съемочная группа сама попала под обстрел и спешит унести ноги от фильма куда подальше. После таких умело и уверенно собранных механизмов, как фильм Содерберга, смотреть новые образцы отечественного криминального жанра даже неловко. В фильме Александра Бородянского и Бориса Гиллера "Чек" (2000) (22 сентября, НТВ, 17.05, *) герой сует под нос связанному Николаю Фоменко наградной пистолет: "Читай!" Вполне вероятно, что читать можно также БТР и баллистические ракеты, а "Чек" — смотреть. Бледный наследник незабвенной сталинской детской классики, рыбаковского "Кортика" и беляевской "Старой крепости", "Чек" повествует о смышленых и кредитоспособных детишках, ищущих под водительством белокурого атлета чек на $5 млн, пригодных в равной степени для операции на глазах, ремонта монастыря (в котором послушники-патриоты почему-то фабрикуют поддельные документы) и укрепления властной вертикали. Но для детского фильма в нем слишком много голых сисек и пулеметного лая. А для простой забавы — патриотическо-православной патоки. Любопытно, что юному казашонку Москву показывают теперь так: "Справа — храм Христа Спасителя, слева — Петр I, ну а это — Кремль". Но бал на неделе правит все же не боевой мужской инстинкт, а совсем другой инстинкт, основной. В триллере Филиппа Нойса (Philip Noyce) "Щепка" (Sliver, 1993) (26 сентября, РТР, 20.55, **) поиски убийцы в суперсовременном многоквартирном доме — лишь алиби для захватывающих дух акробатических секс-этюдов Шарон Стоун (Sharon Stone). "Зависть богов" (2000) (22 сентября, РТР, 21.00, ***), ретро Владимира Меньшова, чуть ли ни единственного советского ветерана, владеющего искусством мелодрамы без дураков,— настоящий гимн оргазму. Глухая гэбэшная эпоха, 1983 год, южнокорейский самолет, после встречи с советской ракетой "ушедший в сторону Японского моря", московская номенклатура от культуры. Меньшов воскрешает аромат этой канувшей эпохи не через кинематографические ассоциации, как его младшие коллеги, а через живую, телесную память множества мелочей. И совершенно естественно, что, когда пост-бальзаковская работница Центрального телевидения влюбляется во французского корреспондента, обреченного на высылку, символом свободы для нее становится не антисоветская правда, а радость секса, переданная наивно, но трогательно. А фильм Бигаса Луны (Bigas Luna) "Обнаженная маха" в оригинале называется просто по-хулигански: "Летучая вагина" (Volaverunt, 2000) (22 сентября, РТР, 23.45, **). Но название обманчиво. В погоне за респектабельностью бывший статусный секс-хулиган испанского кино растерял свой кураж и не рискует, если воспользоваться формулой Иосифа Бродского, пойти дальше локтя или колена. Получилось очень скучное, костюмное, отнюдь не распаляющее воображение кино. Чересчур моложавый для своих лет и отлично все слышащий (вообще-то он был глухой) великий живописец Франсиско Гойя расследует убийство своей любовницы, ненасытной герцогини Альба, отравленной ядовитыми красками с его палитры. Честно говоря, из ревности или из высших политических соображений ее порешили, зрителям совершенно безразлично. Гимн сексу достигает крещендо в фильме молодого и плодовитого француза Франсуа Озона (Francois Ozon) "Капли дождя на раскаленных скалах" (Gouttes d`eau sur pierres brulantes, 1999), оде всепобеждающему мужскому началу (хотя здесь было бы уместнее прямо противоположное по смыслу слово) (22 сентября, "Культура", 22.45, ****). Никогда не ставившаяся пьеса 19-летнего Фасбиндера (Fassbinder) снята в ледяной, отстраненной, брехтовской манере. Минималистский декор, черный юмор режущих, как бритва, диалогов, отличные актеры, анатомия страсти. Коммивояжеру Леопольду все равно: мальчики, девочки, транссексуалы. Какая разница! Гарем поет и пляшет. Очевидно, что такое буйство плоти не может не вызвать реакции отторжения. На РТР — премьера последнего фильма живого классика Роберта Олтмена (Robert Altman) "Доктор Ти и его женщины" (Dr. T and the women, 2000) (25 сентября, 20.55, ****). Старого ирониста, прославившегося охальной сатирой на американскую военщину, фильмом "M.A.S.H." (1970) уличили по поводу "Доктора Ти" в сексизме и политической некорректности. Женщины довели героя до того, что он, в буквальном смысле слова оседлав смерч, улетел от них к какой-то матери. На самом деле Олтмен просто любит, когда на экране много представителей одного социобиологического вида, солдат там, кантри-музыкантов, как в "Нэшвилле" (Nashville, 1975), или топ-моделей, как в "Прет-а-порте" (Pret-a-porter, 1994), почему-то переименованном в России в "Высокую моду". Режиссеру интересно, как поведет себя их критическая масса, как безобидные людские свойства при сложении оборачиваются апокалипсисом. Модный гинеколог доктор Ти свято хранит веру в женское совершенство и видит мужские лица только на уик-энде, в редкие минуты суровых спортивных забав. Но в один ужасный миг устоявшийся мир рушится. Оказывается, что женщин-то он и не знал. Доктору теперь просто не разорвать свою нежность между свихнувшейся на почве комплекса весталки женой, дочерью, бегущей из-под венца с любовницей, целеустремленной нимфоманкой-секретаршей и подругой-феминисткой. Но даже стихийное бедствие, пресловутый смерч не спасет его. Матерью, к которой улетел доктор, оказывается мексиканская роженица, срочно нуждающаяся в его услугах.
