Совет федерации разрешил президенту использовать российские войска в Сирии. Как уточнил глава администрации Кремля Сергей Иванов, речь идет об использовании военно-воздушных сил, наземная операция исключена. По его словам, такое решение принято ради национальных интересов, а не во внешнеполитических целях. Политический обозреватель «Коммерсантъ FM» Юрий Мацарский обсудил тему с ведущей радио новостей Оксаной Барыкиной.
Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев
Фото: Коммерсантъ / Подгорчук Александр / купить фото
— Что означает такое решение?
— Судя по всему, все-таки будут использовать авиацию, и уже, по крайней мере, из заявлений российского МИДа понятно, что это вопрос решенный, что это разрешение — некая формальность для того, чтобы отправить, судя по всему, уже готовые экипажи, готовые самолеты на помощь Башару Асаду. И если так ретроспективно посмотреть на все происходящее, то еще несколько недель назад появились заявления от правительства Сирии о том, что если понадобится, мы обязательно попросим Россию принять участие в войне именно против ИГИЛ. И вот, судя по всему, эти заявления готовили почву для нынешней истории, нынешнего вступления России в войну с ИГИЛ на стороне Башара Асада.
— Сейчас уже многие сравнивают эту ситуацию с Афганистаном, действительно ли можно их сравнивать?
— Ну, если все пойдет так, как обещают в наших верхах, в том числе в МИДе, и действительно будет использоваться только авиация, то, конечно, сравнивать нельзя, потому что если мы вспомним Афганистан, то там в первую очередь, использовались наземные войска. И вот такой интересный момент, что я был в течение достаточно долгого времени в Сирии во время войны, не наблюдал там ни разу действия сирийской авиации. И никто мне из сирийских военных, в том числе генералов, не мог объяснить, а почему, собственно, авиация не используется. Какие-то ходили слухи о страшном оружии вроде усовершенствованных «Стингеров» у боевиков, у противников Асада и у ИГИЛ, такой условно светской коалиции, но никаких подтверждений и опровержений этого не было. Но вот, судя по всему, вместо своей авиации Асад планирует использовать авиацию российскую. И посмотрим уже тогда, чего же так боялись и действительно ли есть некая опасность, что эта авиация будет сбита, но надеюсь, что все закончится как-то более или менее благополучно для всех сторон.
— Ну, вот с Асадом вне эфира ты буквально общался, можно сказать.
— Я действительно общался. Я делал с ним интервью, несколько лет назад мы встречались у него в Дамаске в резиденции.
— Ты какую занимаешь позицию, что действительно он создает то, что сейчас происходит? Или если его уберут, то гораздо легче будет?
— Достаточно сложно сказать, потому что Асад — не единственный противник ИГИЛ. К тому же сейчас четыре, а то и пять сторон противостояния, они все воюют друг с другом, в той или иной степени все враждебны друг другу. Поэтому, скажем, ликвидация Асада вряд ли остановит войну между курдами и ИГИЛ, потому что у них есть свои противоречия, никак не зависящие от того, кто сидит в Дамаске в президентском кресле. Но вот, например, на Западе активно говорят о том, что Асад — не меньшее зло, чем ИГИЛ, он нарушает и права человека вплоть до того, что применяет химическое оружие против собственных граждан, поэтому относиться к нему нужно точно так же, как к каким-нибудь ребятам, которые режут головы взятым в плен безоружным людям. Здесь все очень сложно, и сказать, что кто-то однозначно прав, а кто-то однозначно виноват, нельзя.
Но вот Россия сделала ставку на Асада как на более известную, более близкую фигуру, как на человека, с которым поддерживаются давние контакты. Более того, контакты поддерживаются с 1970 года с его отцом, Асады с тех самых пор находятся у власти, он просто по большому счету унаследовал власть от отца, и вот все это время Россия, а до этого Советский Союз, были в очень хороших отношениях с сирийским правительством.
— Что сейчас следует ждать от США, от Европы, как отреагируют?\
— Вот это, кстати, самая большая загадка, потому что США и Европа теперь говорят о том, что они перестали настаивать на свержении Асада.
— Буквально вчера, да?
— Да, совершенно верно, и Кэмерон об этом высказался, и в Германии об этом говорят, и Керри в США.
— Почему вдруг такой поворот? После Генассамблеи?
— Мне кажется, да, что это какие-то кулуарные решения, принятые во время Генассамблеи ООН, какие-то факты смогла российская делегация донести до западных своих партнеров, после чего пересмотрели. То есть они не отказываются от отставки Асада, они просто говорят, что сейчас это не первоочередная задача, но я хочу сказать, что намечается при этом некий раскол в антиасадовской коалиции, если так можно назвать. То есть главный союзник Европы на Ближнем Востоке Саудовская Аравия сказала, что она будет добиваться отставки Асада любым путем, включая военный, и это уже прямая угроза, судя по всему, военного вторжения со стороны Саудовской Аравии в Сирию. Посмотрим, правда, как она отреагирует на новость, Саудовская Аравия, я имею в виду, о том, что теперь там будет и военное присутствие России.
— То есть так же ждем реакции США, потому что я так понимаю, что она должна тоже последовать?
— Да, они вот-вот проснутся и каким-то образом должны отреагировать на все это. Кстати, будет понятно по этой реакции, действительно ли удалось договориться где-то там в кулуарах Генассамблеи ООН, или это некое самостоятельное решение России, принятое без оглядки на Запад, на партнеров там, за океаном.
— Но решение это не выглядит спонтанным, правда?
— Нет, как я уже говорил, мы с этого начали, что оно готовилось, судя по всему, давно, то есть все эти заявления сирийского МИД, скорее всего, были каким-то образом согласованы с коллегами в Москве. Ну не мог глава МИДа в Дамаске говорить о том, что мы готовы попросить Россию, если понадобится, предоставить помощь, в том числе и войсками, поблагодарив при этом много раз за ту помощь оружием и другими какими-то материальными, не людскими ресурсами, которые Россия предоставляет Сирии с самого начала этой войны.