Сегодня исполняется 60 лет со дня рождения Сергея Довлатова. Как следует не прочитанный при жизни, Довлатов сейчас издается в России огромными тиражами. Его творчеству посвящаются международные литературоведческие конференции. Довлатов воспринимается сегодня как последний лазутчик классики в стане массовой литературы.
"Это он после смерти так зазнался",— говорил о Довлатове его друг и писатель-соперник Валерий Попов. Конечно, не сам Довлатов "зазнался", а его, что называется, "зазнали". Широкая аудитория по-настоящему прознала про Довлатова не так давно: даже не по московскому сборнику рассказов 1991 года, а именно в 1999 году — по питерскому собранию сочинений в 4 томах (вслед за более академичным изданием выходит демократичный вариант — собрание сочинений в покетбуках в серии "Азбука-классика").
Довлатова полюбили по полной программе: не как автора какого-нибудь отдельного произведения, будь то "Зона", "Иностранка" или "Чемодан" — а как создателя целого мира. Тем более что в единую картину сами собой складываются как рассказы, так и произведения более крупных жанров, тоже чаще всего составленные из небольших новелл. Да и сам автор нередко "перетряхивал" все свое наследие, меняя имена персонажей, переставляя эпизоды из одних книг в другие.Самокритичный Довлатов запретил публиковать все опубликованное в СССР до его отъезда в 1978 году. Однако уже сейчас — как и положено поступать с классиками — его мнения никто не спрашивает. Довлатовско-публикаторский бум продолжается. Неизвестная пьеса, как раз советского периода, обнаруженная в архивных залежах в литчасти провинциального театра встречается словно находка "Слова о полку Игореве".
Александр Генис в книге "Довлатов и окрестности" представляет писателя "гениальным обидчиком-миниатюристом": "Полноправным автором Довлатов был скорее в жизни, чем в литературе". Все лихо закрученные обиды и интриги продолжают раскручивать до сих пор. Обитатели довлатовских "окрестностей" проявляются один за другим. Публикуется не только "зрелая" переписка, но и солдатские письма 21-летнего Довлатова, где он называет Зощенко "пошловатым, но очень смешным писателем". Одна из жен Довлатова, Ася Пекуровская, издает полные многозначительных намеков воспоминания, где, в частности, сравнивает писателя с Аполлоном Безобразовым, героем Бориса Поплавского. Мнимая усложненность биографических сюжетов как будто навязывается в попутчики к легкой и простой довлатовской прозе.
Довлатов был виртуозным рассказчиком смешных историй, однако его четко выверенные тексты не набиты ими до отказа. Возможно, именно этот не чрезмерно блестящий стиль, многочисленные "паузы", дающие читателю возможность подумать,— и завоевали внимание. По словам одних, самой удачной стала книга "Зона": мол, изобразив надзирателя положительным героем, Довлатов примирил ту часть общества, которая сидела, с теми, кто надзирал. По мнению других, секрет доверия к Довлатову в том, что писателю удалось занять позицию "не выше читателя".
Сам писатель не обижался, когда его называли любителем "отточенных банальностей". Он готов был бесконечно прописывать истины. Лишь на собственном опыте убедившись в их правоте, Довлатов не ленился вместе с читателем еще раз наступать на те же грабли, называя это "шагом от парадокса к трюизму".
ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА