В Русской православной церкви в связи с инцидентом в Манеже предостерегли верующих от правонарушений после акции православных активистов в Манеже. Глава синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин ответил на вопросы ведущего «Коммерсантъ FM» Анатолия Кузичева.
Фото: Александр Щербак, Коммерсантъ / купить фото
— Для меня главная интрига — как Русская православная церковь относится к этому акту. Можно на этот вопрос ответить односложно: поддерживает, понимает, принимает, одобряет?
— Вы знаете, это самоуправство, это действия недопустимые. Все должно делаться в рамках закона. Но, к сожалению, то, что мы дистанцируемся от действий, правильно делая, не снимает проблему: продолжают оскверняться почитаемые верующими предметы, продолжают оскверняться святыни, оскорбляться чувства верующих, и делается это в первую очередь в пространстве культуры. Надо сказать, что верующие люди подают многие десятки, если не сотни заявлений в прокуратуру, в Следственный комитет, предлагая, чтобы осквернение священных символов было остановлено. Но вот, к сожалению, на это не реагируют.
Поэтому в правовую плоскость эта ситуация перейдет тогда, когда прекратится самоуправство некоторых православных общественников, с другой стороны, все-таки будут приниматься во внимание жалобы верующих людей на осквернение священных предметов и почитаемых ими символов.
Вот самый яркий пример: в МХТ имени Чехова идет спектакль «Идеальный муж» господина Богомолова. И там используются богослужебные винты, то есть священный предмет, в сцене так называемой свадьбы гомосексуалистов. Вот этого было не должно. Это немыслимые вещи и по закону, и по сути. Поэтому очень хочется надеяться, что перестанут складываться ситуации, в которых появляются поводы для таких неправильных действий со стороны людей, которые делают себе рекламу на этом. Но они поднимают реально существующую проблему.
— Скажите, разве что Манеж, что сцена театра, которую вы упомянули, не специально ограниченные пространства для в том числе провокационных экспериментов? Если бы это происходило на улицах городов — понятно, но это пространство, специально для этого предназначенное. Разве нет?
— Нигде в публичном пространстве таких экспериментов быть не должно. Осквернение святыни, осквернение священного символа должно быть исключено. У нас это предполагается правом уже достаточно давно, только ответственность была усилена после истории в Храме Христа Спасителя. В публичном пространстве нельзя оскорблять личность, нельзя оскорблять память человека.
Вот, между прочим, на этой выставке, которую я в воскресенье посетил тихой сапой, скажем прямо, первое, что ты видишь, — это насаженные на копья изображения оторванных голов Че Гевары, Хо Ши Мина, Мао Цзэдуна, ну и, естественно, Ленина, Сталина, Маркса, Энгельса. Я не сторонник, конечно, тех убеждений и действий, которые совершали все эти люди, но на месте их почитателей я бы выразил протест. Абсолютно ясно, что не должна оскорбляться память, не должно оскорбляться имя, образ того или иного человека, живущего или умершего. Точно так же не должны оскорбляться почитаемые верующими предметы нигде и никогда, еще раз, нигде и никогда в публичном пространстве — в музее, в интернете, на выставке, в театре, в храме, на улице и так далее.
— Но ведь получается, что основной механизм современной культуры, а именно провокацию, мы просто отменяем таким образом, то есть никакой больше современной культуры и не будет?
— Да, провокации допустимы вовсе не в отношении любого явления и вовсе не в отношении любого человека. Есть граница для провокации, этическая граница между допустимым и недопустимым в культуре, которая была у нас проведена в конце 80-х и начале 90-х годов, проложена неправильно, она была более правильно проложена в советское время, имперское время. Вот эту границу сегодня нужно обратно сместить туда, где она была в нашем обществе в его нормальном состоянии. Состояние конца 80-х, начала 90-х я считаю ненормальным, и мы сегодня скорее приходим в нормальное состояние, поэтому провокации, конечно, нужно ограничить.
— А скажите, отец Всеволод, должен ли подобный подход иметь обратную силу? Должно ли это коснуться тех произведений, большого количества фильмов ли, картин ли, любых других жанров, стихов ли, книжек ли, уже написанных, уже изданных, уже существующих?
— Если говорить об их публичной демонстрации, то, конечно, да. Знаете, у нас сегодня будут пугать авторитетами из мира искусства, людьми, которые якобы считаются общепризнанными, но я не думаю, что нам этих авторитетов стоит бояться. Любое действие, которое переходит определенную грань, определенные рамки нравственности, когда бы оно ни совершалось, достойно того, чтобы оно сегодня получило осуждение. Застарелое заблуждение и застарелый грех не оправдывается тем, что он совершался 50, или 100, или 200 лет назад.