55 лет назад вышло постановление ЦК ВКП(б) "О журналах 'Звезда' и 'Ленинград'". Писатели Анна Ахматова и Михаил Зощенко были объявлены "чуждыми советской литературе". Рассказ Зощенко "Приключения обезьяны", еще до публикации в "Звезде" свободно печатавшийся в журнале "Мурзилка", был объявлен "пошлым пасквилем". Ахматовой инкриминировалось "буржуазно-аристократическое эстетство". Только в 1988 году постановление было официально отменено.
Партийные постановления тогда сваливались непредсказуемо, по самым неожиданным поводам: "О политике партии в области художественной литературы", "Об обслуживании книгой массового читателя", "О выступлении части сибирских литераторов против Максима Горького", "О литературной критике и библиографии". Они мало отличались по стилю, а все больше по тому, какую новую жертву в них выбирали.
У вопроса, почему именно Ахматова и Зощенко стали героями постановления 1946 года, столько же вариантов ответов, сколько у известного вопроса из песни Высоцкого "Почему аборигены съели Кука?". Просто "хотели кушать" — тут и попались пропитанная духом пессимизма и упадочничества Ахматова и проповедник гнилой безыдейности Зощенко.
Другая причина высказывается в воспоминаниях: Сталин завидовал популярности обоих писателей. Как говорилось в постановлении, "литературная и общественно-политическая физиономия" Ахматовой была уже "давным-давно известна советской общественности". Зощенко тоже очень уважали: питерские кондукторы улицу Зодчего Росси называли "улица Зощенко Росси", а тогдашние худощавые, небольшого роста донжуаны, выдавая себя за знаменитого писателя, имели гарантированный успех у дам.
Были у вождя и более конкретные претензии. В одном из рассказов Зощенко о Ленине в качестве отрицательного персонажа выступал человек с усами. Писатель было наделил этого героя и бородой, но редакторы, испугавшись сходства с Калининым, потребовали внешность подкорректировать. Калинин себя не узнал, зато узнал Сталин.
Так или иначе, но с Анной Андреевной Ахматовой и Михаилом Михайловичем Зощенко руководящая партия решила разобраться, как с какими-нибудь школьниками Аней и Мишей. Обоим поставили отметку "неудовлетворительно". А спустя некоторое время устроили своеобразную проверку работы над ошибками: в 1954 году приехавшие в Ленинград английские студенты захотели побывать на могилах Зощенко и Ахматовой. Когда узнали, что писатели живы, попросили о встрече. При встрече они задали вопрос о знаменитом постановлении. Вопрос, скорее всего, был заранее организован — ответы стали известны где надо. Ахматова высокомерно заявила о своем согласии с постановлением, заключив: "В сочувствии не нуждаюсь". А вот Зощенко продолжал упорствовать и доказывать, что он не "хулиган и подонок", как клеймил его Жданов. "Мишенька не выдержал второго тура",— иронически резюмировала Ахматова в частной беседе.
Глубокая и искренняя заинтересованность партии и правительства в литературных делах теперь уже кажется делом давнего прошлого. Зато об этих временах хорошо помнят советские писатели, надолго сохранившие "Синдром заложника". И вот, не дождавшись "Постановления о Распутине и Бондареве", сами эти писатели садятся за стол и выдают "Обращение сорока трех" — то ли письмо, то ли проект постановления о пагубности "отсечения народа от глубинных животворных основ национального духа".
ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА