What to Do with the New Russia
Что делать с новой Россией
HENRY KISSINGER
ГЕНРИ КИССИНДЖЕР
На шестом месяце работы администрация Буша (George W. Bush) стоит на пороге новой эры в международных отношениях — эры, следующей за холодной войной. Несмотря на некоторую свою тактическую неуклюжесть, она хорошо понимает уникальность настоящей ситуации: впервые со времен второй мировой войны ни одна крупная страна не бросает вызов Соединенным Штатам и, что еще более важно, любая крупная страна может больше выгадать от сотрудничества с Соединенными Штатами, чем от противостояния им.
Хорошим примером являются отношения США с посткоммунистической Россией, которые способны стать таким же символом новой эры, каким было потепление в отношениях с Китаем после 1972 года. Неожиданное согласие президента Путина обсуждать как наступательные уровни ядерного оружия, так и модификацию существующей классификации систем ПРО показывает, что первый лидер по-настоящему некоммунистической России приходит к осознанию объективной реальности складывающихся международных отношений.
Михаил Горбачев и Борис Ельцин сделали свои карьеры в борьбе не на жизнь, а на смерть за должности в политбюро. Они привыкли к тому, что Советский Союз является такой же супердержавой, как и Соединенные Штаты — по крайней мере, так обстоят дела в их представлении. Инстинктивно веря в то, что беспорядок в России — всего лишь краткая пауза перед возрождением их миссии, они колебались между позированием в качестве глав супердержавы наряду с американским президентом и судорожными попытками продолжать традиционную советскую политику, основанную на противостоянии Соединенным Штатам в таких регионах, как Ближний Восток и Балканы.
Напротив, карьера Путина делалась в бюрократическом аппарате КГБ, а затем на посту вице-мэра Санкт-Петербурга. Первая из этих работ обеспечивала дополнительные преимущества при анализе международной ситуации, а вторая дала возможность непосредственно наблюдать трудности постсоветской перестройки. Как и его предшественники, он хочет восстановить роль России, но в отличие от них понимает, что это длительный процесс.
Если искать аналогии в российской истории, Путина легче всего связать с князем Александром Горчаковым, управлявшим российской внешней политикой на протяжении 25 лет после разгрома России в Крымской войне в 1856 году. Терпеливая, последовательная политика и избегание кризисов позволило Горчакову вновь вывести изолированную и смертельно ослабленную страну на ведущие международные позиции.
Поэтому Путин в своих политических заявлениях на должности премьера в 1999 году и позже в качестве президента в 2000 году апеллировал к национальной гордости россиян, выдвигая на первый план восстановление величия России в качестве национальной цели. Но он показал свое понимание ограниченности доступных ему средств, признав, что даже головокружительный ежегодный восьмипроцентный рост в течение 15 лет позволит России достичь дохода на душу населения, равного нынешнему в Португалии.
Похоже, что для Путина приоритетами являются восстановление российской экономики; восстановление России в качестве великой державы, предпочтительно в сотрудничестве с Соединенными Штатами, но в случае необходимости и путем создания уравновешивающих центров российского влияния; борьба с исламским фундаментализмом; установление новых отношений с Европой в рамках обеспечения безопасности, особенно в отношении расширения НАТО в страны Балтии; решение проблемы ПРО.
Подобная расстановка приоритетов объясняет, почему Путин не "продавливал" соглашение по ПРО до конфронтации. Конфликт с Соединенными Штатами истощил бы российские ресурсы и способствовал бы возвращению к послевоенным шаблонам. Сотрудничество может символизировать начало новой эры и, возможно, приведет к некоторому технологическому прогрессу в области совместных противоракетных технологий. И цена будет приемлемой: величина российского ядерного и ракетного арсенала не позволит любой системе ПРО, создание которой, вероятно, займет последующие 25 лет, помешать России нанести ответный удар.
В политическом плане основной заботой России является, очевидно, вызов со стороны исламских фундаменталистов. Российские лидеры рассматривают талибов в Афганистане и (в меньшей степени) Иран и Пакистан как угрозу для новых независимых государств — Узбекистана, Азербайджана, Казахстана, Таджикистана и Туркмении, бывших ранее советскими республиками. Более того, Москва боится, что воинственные идеологии могут стимулировать рост сепаратизма и его экспансию в мусульманские провинции на юге России. У Америки есть свои причины для беспокойства по поводу распространения фундаментализма в Саудовской Аравии, Пакистане и на Ближнем Востоке. Необходимо предпринять усилия для выработки параллельной или хотя бы совместимой с российской позицией политики на Ближнем Востоке, в Средней Азии, Афганистане, Иране, а также в той степени, в какой это касается России, на Балканах.
Во время холодной войны и СССР, и США были убеждены, что в случае увеличения мирового влияния одной из этих стран, позиция другой пропорционально ослабляется. Базовой стратегией каждой стороны являлось уменьшение влияния другой. В условиях, сложившихся после холодной войны, на Ближнем Востоке ни одна из сторон не может получить долговременные преимущества за счет другой. Россия может думать, что она ослабляет позиции Америки, помогая Ирану в ядерной и ракетной областях. Некоторые американские политические стратеги могут видеть подобные возможности и в других регионах Ближнего Востока. Но в конце концов проверкой правильности политики каждой из стран будет не то, какая из них окажет большее влияние на Тегеран, а изменит ли тегеранский режим свои политику и поведение. До тех пор пока этого не произойдет, и Россия, и Америка находятся под угрозой.
Существуют, однако, четкие ограничения, за которые ни одна из стран не может выйти. Америка даже во имя противодействия исламскому фундаментализму не может молчаливо согласиться с методами, которыми Россия подавляет мятеж в Чечне. Также Америка не сможет оставаться безразличной, если исламский фундаментализм станет предлогом, используемым Россией для того, чтобы заставить недавно обретшие независимость новые государства Средней Азии вернуться в сферу стратегического доминирования России. Безопасность Израиля также продолжает оставаться одной из главных целей Америки. В прошлом Россия не проявляла здесь такой озабоченности, но это отношение может и измениться, поскольку некоторые российские лидеры начинают рассматривать Израиль в качестве стратегического противовеса исламскому фундаментализму. Наконец, возможно, что соперничество за доступ к нефти и путям ее доставки окажется главным препятствием для согласования политических линий. В конечном счете возможность российско-американского сотрудничества в отношении исламского фундаментализма зависит от способности выработать среднюю линию между тенденциями холодной войны и новым спором за господство.
Самым непосредственным вызовом российско-американским отношениям является расширение НАТО (особенно в страны Балтии), стоящее на повестке дня 2002 года. Покорение Советами этих стран в 1940 году никогда не признавалось Соединенными Штатами. И, конечно, ни одна из групп государств не заслуживает большей защиты со стороны западных демократий, чем эти маленькие страны, не способные представлять угрозу для кого-либо из соседей.
В то же время продвижение НАТО к 40-мильному рубежу от Санкт-Петербурга, в страны, до последнего десятилетия считавшиеся частью Советского Союза, не могут не волновать Россию, вне зависимости от любых даваемых ей обещаний. Членство балтийских стран в НАТО вызовет сильную негативную реакцию со стороны России, хотя бы только для поддержания внутри страны репутации путинского правительства. С другой стороны, ни с моральной, ни с политической точки зрения невозможно игнорировать или откладывать выполнение просьбы балтийских демократий, особенно принимая во внимание поддержку их вступления в НАТО, которую президент Буш выразил в своей последней речи в Варшаве. Возможны три варианта:
1. Осадить Россию, приняв все балтийские государства в НАТО, но предоставив России некоторые гарантии безопасности, такие, как согласие не размещать войска НАТО на их территории (избирательное членство для отдельных, но не всех балтийских стран ничего не решит, оно обострит все психологические и политические проблемы, превратившись в нарыв).
2. Если бы ЕС серьезно отнесся к укреплению своей обороны и был бы готов дать четкую задачу будущим европейским вооруженным силам, решением могло бы стать ускоренное принятие балтийских стран в члены союза, сопровождаемое гарантиями как ЕС, так и США, но без обычного формального вхождения в военную структуру НАТО.
3. Рассматривать возможность членства в НАТО не столько с точки зрения безопасности, сколько в качестве признания политической и экономической эволюции. На этом основании любая страна, отвечающая установленным критериям, могла бы быть провозглашена годной к вступлению, включая Россию,— через несколько лет после балтийских стран, когда будет очевиден прогресс в ее внутреннем развитии. На это намекал и сам Путин, и открыто говорили его различные советники.
Это соблазнительное предложение, но до того как встать на этот путь, необходимо тщательно обдумать его последствия. Членство России в НАТО положит конец гарантиям против российской интервенции, которые так желательны странам, в прошлом оккупированным Советами,— НАТО не предоставляет гарантий против нападения со стороны других членов альянса. В действительности это будет означать конец НАТО в том виде, в котором оно в свое время было создано. После присоединения России НАТО как альянс, защищающий определенную территорию, превратится либо в обычную систему коллективной безопасности, либо в альянс североатлантических стран против Китая, что в перспективе может иметь тяжелые последствия.
Очень желательно, чтобы отношения России и НАТО улучшились бы настолько, чтобы вопрос о безопасности отпал сам собой, как это произошло с Францией и Германией после второй мировой войны. Но стремиться к такому исходу только для того, чтобы облегчить вступление балтийских государств в НАТО будет весьма опрометчивым, не лишенным комизма, шагом.
Россию необходимо уже сейчас включить в политическую структуру НАТО, но с членством в военной структуре следует подождать. Следовательно, перед нами стоят такие задачи:
Русско-американские отношения необходимо поднять с психологического на политический уровень — они не должны зависеть от личных взаимоотношений их лидеров. А для этого нужны четкость задач и понимание сущности проблем. Что касается ПРО, то вряд ли Россия даст нам карт-бланш, что совершенно очевидно из беседы президента Путина с министром обороны Дональдом Рамсфелдом (Donald Ramsfeld). Переговоры должны касаться определенного плана или планов, некой формы взаимопонимания, в которой присутствуют элементы потенциального сближения, при этом я не могу не согласиться с администрацией, что предстоящие обсуждения не должны давать России право вето и что необходимо установить для них четкий временной предел.
В политической сфере потребности сегодняшнего дня должны соотноситься с надеждами на будущее. Это в первую очередь касается членства США в НАТО, которое является единственным устойчивым фактором нашей привязки к Европе. Однако это относится также и к отношениям США с Китаем, Японией и Израилем.
Таким же образом Россия будет стремиться сохранить свое влияние в геополитически и исторически важных для себя районах, что также станет страховкой на тот случай, если усилия по созданию новой основы для российско-американских отношений не принесут результатов,— это подтверждается заключенными ею недавно договорами о дружбе с Китаем и Северной Кореей.
Все это требует изобретательности в американской внешней политике. При наличии мудрой внешней политики в ближайшем будущем Америка сможет предложить России и Китаю такие условия, что те больше выиграют от сотрудничества с США, чем от конфронтации с ними.
Замороженным во времена холодной войны отношениям больше нет места в мире, в нем уже не существует принципиальных противников, и само различие между друзьями и противниками размыто. В этих условиях Соединенные Штаты должны разработать такую дипломатию, которая не допускала бы появления угроз основным американским интересам и ценностям. Вместе с тем США не должны заранее определять для себя специфического противника, и что еще важнее, для достижения своих целей им необходимо выработать политику, основывающуюся на самом широком международном консенсусе.
Автор-- бывший госсекретарь США, а ныне президент международной консультативной компании Kissinger Associates.
Перевели ИВАН Ъ-ФЕДИН и НИКИТА Ъ-ПРОКУНИН