Российскому читателю стали доступны записные книжки Евгения Замятина. Архив хр
42
2 мин.
Российскому читателю стали доступны записные книжки Евгения Замятина. Архив хранится в Колумбийском университете, там же, в нью-йоркском "Новом журнале" записи публиковались в конце 1980-х. "Нарезаны четвертушки бумаги, очинен химический карандаш, приготовлены папиросы, я сажусь за стол",— Замятин писал карандашами и цветными чернилами, часто поспешно и потому нечетко. В книжки попадали самые разные вещи: сюжеты, записи народной речи, уличные разговоры ("Заткните, пожалуйста, клапан вашего красноречия"). Объявления и лозунги советских времен ("Печать только свободная; прочая запрещена"). Истории (как разоряя помещичью усадьбу, пощадили статую Марса: "Разве можно его разбивать? Это наш самый исток. Понесли, водрузили"). Что-то послужило материалом для рассказов, что-то так и хранится в концентрированном виде. Две небольшие странички — рассказ о побеге приговоренного к казни. Или зарисовка "Специалист по снятию колоколов": попович и коммунист Мишка Покровский перед тем, как разбивать монастырские колокола, устраивает по просьбе народа замечательный прощальный концерт. Ясно, что все это Замятин писал для себя. Нынешние писатели увлеклись собиранием крошек с собственного барского стола. Они лелеют свои варианты и черновики. Чтобы читатели достоверно знали, из какого сора что растет. Писатели любезно составляют автокомментарии к своим произведениям — в общем, всячески облегчают работу будущих текстологов. Недавно вышел сборник англоязычных рассказов Набокова "Со дна коробки": писатель сравнивал включенные туда произведения с крошками от печенья. На самом деле эти набоковские рассказы прекрасно вписываются в корпус его сочинений — и не на правах огрызков. Теперь вот и Замятин получает хороший шанс на возобновление читательского интереса. Тем более что его "концентрат", как он сам выражался,— это доброкачественный продукт, а не отходы производства.
Новую книгу представил Валентин Распутин. Знаменитый деревенщик приглашает нас "В ту же землю". Среди хорошо известных "Последнего срока", "Уроков французского", "Что передать вороне?" находим относительно новые рассказы: "Новая профессия", "Изба", "Видение". После нескольких лет молчания писатель показался в свете, получая в прошлом году Солженицынскую премию. Теперь свои тезисы он предпочитает высказывать прямо, в интервью, а рассказы становятся иллюстрациями к этим тезисам. Героическая бабка Агафья (из тех любимых писателями-деревенщиками героических бабушек, что прощались с Матерой) собственными силами возводит избу. Но после Агафьиной смерти изба сгорает: за ней недоглядели следующие жильцы, пьяницы Катя-Ваня. "Изба" (1999) — значит, Россия. В рассказе "Новая профессия" (1998) речь о разводе персонажей — значит, будут далеко идущие обобщения: "делилось и разрушалось все — государство, земля, вера, история, законы и взгляды". Попутно достается зловредной "коммерции" и телевидению, от которого у бабушек цветы вянут. Распутинское письмо по-прежнему добротно, психологическая техника стабильна. Но глобальность обобщений, бывшая некогда свидетельством смелости (как само слово "Пожар" в заглавии повести 1985 года), теперь может и отпугнуть читателя. Вопрос: "Куда мы идем?!" — стал чертой пенсионерского мышления, поскольку наш современник больше интересуется: "Куда бы сегодня пойти?"
ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА
Евгений Замятин. Записные книжки. М.: Вагриус, 2001
Валентин Распутин. В ту же землю. М.: Вагриус, 2001
