"Закон об иностранных агентах принуждает нас называть себя негодяями"

Игорь Каляпин о том, зачем понадобился закон об иностранных агентах: "Авторы закона Крашенинникова и Сидякин несколько дней назад на какой-то программе НТВ предельно четко объяснили, зачем им нужна была эта формулировка. Они объяснили, что она нужна для того, чтобы заставить организации, которые получают иностранные деньги, декларировать, что они не свою позицию выражают, а "выражают позицию своих хозяев, заказчиков". Обратите внимание, что они хотят заставить декларировать не то, что есть на самом деле. То есть получение иностранных денег эти господа приравнивают к существованию хозяев или заказчиков. Они, видимо, других отношений, кроме как "клиент — проститутка", не знают и не понимают".

О причинах отказа от обжалования дела: "Мы все обжаловали, кассационную жалобу мы успеем подать, и мы это сделаем, хотя бы просто из принципа, как декларацию. Но обжаловать это дальше мы не будем. Потому что сейчас мне заместитель министра юстиции уже прислал письмо, в котором предупреждает, что "господа, если вы по-прежнему не будете представляться иностранными агентами, как вас обязывает закон, то мы вынуждены будем вас начать штрафовать". Штрафы там от 300 тыс. до 1 млн. У нас нет источников собственных средств, мы — некоммерческая организация, у нас собственных средств быть в принципе не может. У нас нет источника формирования таких средств. И естественно, что любой такой штраф будет для нас просто смертельным приговором. Может быть, придет богатый дядя и отслюнит 300 тыс. Но мы ведь и дальше не собираемся представляться иностранным агентом, а значит, на организацию совершенно законно Министерство юстиции будет налагать штрафы. И на третий или четвертый раз меня просто посадят на два года для начала".

О том, от кого Комитет против пыток готов получать деньги: "Мы готовы получать деньги от любого человека, от любого субъекта, который не будет ставить нам условий. Мы четко декларируем, чем мы занимаемся, мы четко объясняем, на что нам нужны деньги. И мы как монашек, который стоит на перекрестке и собирает на строительство церкви, храма, часовни, на отливку колоколов и так далее. Он говорит: я собираю вот на это. Кто ему там эту лепту в коробочку кидает, его не интересует. Кто сочувствует тому, что он делает, тот и кидает. Вот мы производим сбор денег точно по тому же принципу".

"Общественную и политическую деятельность разделить невозможно"

"Мы занимаемся проблемой, где не требуется изменение государственной политики"

О том, занимается ли Комитет против пыток политикой: "Политика – это отражение буквально всего, то есть это отражение экономики, это отражение любых общественных процессов. Когда я учился, вообще не было понятия "политическая деятельность", было понятие "общественно-политическая деятельность". Их вообще не разделяли, и, на мой взгляд, их разделить невозможно. Именно поэтому, когда этот закон, так называемый закон об иностранных агентах, был еще законопроектом, мы всячески очень горячо выступали за то, чтобы термин "политическая деятельность" был конкретизирован, и он был конкретизирован. В законе четко прописано, что понимается под политической деятельностью — деятельность, направленная на изменение государственной политики. И нашей организации в этом отношении очень повезло, потому что мы занимаемся проблемой, где не требуется изменение государственной политики.

С точки зрения законов, с точки зрения должностных инструкций, все реализовано. У нас нет претензий ни к одной должностной инструкции, у нас не было ни необходимости, ни даже возможности пытаться изменить государственную политику. Она на 100% соответствует тому, чем мы занимаемся. То, чем мы занимаемся, — это борьба с преступлениями, с фактами нарушения закона, причем грубого нарушения, преступного нарушения.

Все, о чем мы говорим, — это преступления, мы это доказываем в судах. И нам прокуратура при этом в представлении пишет, что Комитет против пыток занимался обнародованием фактов применения пыток к гражданам, тем самым дискредитируя правоохранительные органы. Товарищи, кто органы дискредитирует — тот, кто пытает, или тот, кто об этом рассказывает?

И какую оценку, кроме отрицательной, мы можем давать деятельности милиционера, который осужден за пытки по статье 286.3 — "превышение должностных полномочий с применением насилия"? Конечно, отрицательную, конечно, мы о своих делах рассказываем, мы обязаны это делать, мы общественная организация. Конечно же, мы направляли систематически отчеты и руководителям всех фракций Государственной думы, мы никого не выделяли, и господину Бастрыкину мы неоднократно направляли предложения по тому, как надо изменить работу Следственного комитета, и он, в конце концов, к нам прислушался и два года назад издал приказ, о необходимости которого мы ему лет пять писали. И это все, в том числе издание этого приказа председателем Следственного комитета, нам посчитали как политическую деятельность".

О том, какой политической деятельностью комитет занимается на самом деле: "Мы будем продолжать нашу деятельность с утроенной активностью, и не потому, что озлобились. Просто очень много людей, которые нуждаются в нашей помощи. И если мы не будем вести людей в зал суда решать проблему, то они пойдут на баррикады. Это как раз и есть наша политическая функция".

Игорь Каляпин о российском законодательстве: "Пытки — это единственное нарушение прав человека, которое запрещено в любых обстоятельствах совершенно категорически. Человека даже можно лишить жизни, то есть, например, полицейский или военнослужащий в определенных ситуациях имеет право стрелять на поражение. Пытки применять нельзя ни в каких обстоятельствах: ни для борьбы с террором, ни во время войны, никогда. И в Российской Федерации, с точки зрения законодательства, все эти международные принципы реализованы на 100%, но с одной оговоркой — у нас нет специальной статьи в Уголовном кодексе, специального состава под названием "пытка". По этому поводу Россию давно уже критикует Комитет против пыток ООН, но с точки законодательной точки зрения это единственный недостаток. Это совсем не значит, что у нас за пытки сажают в тюрьму, у нас просто целый набор статей, который позволяет привлечь к уголовной ответственности за пытки. И мы именно этим активно пользуемся".

О частоте применения пыток в России: "У нас по исследованиям, которые проводил известный судья в отставке Сергей Анатольевич Пашин, просто опрашивавший людей в местах лишения свободы находятся, причем анонимно, каждый третий говорил о том, что он подвергался пыткам. В его судейской практике, в том числе, примерно такой же процент подсудимых говорили, что их били на предварительном следствии. Когда известный ученый-социолог Яков Ильич Гилинский проводил социологические исследования в пяти городах Российской Федерации, выяснилось, что 21% людей говорят о том, что хотя бы раз в жизни подвергались незаконному насилию со стороны представителей правоохранительных органов. 21% городского населения, то есть каждый пятый".

О том, почему представители правоохранительных органов часто применяют пытки: "Все очень просто. Я вам просто могу из своей жизни рассказать историю. У меня был друг, который в свое время с отличием закончил Высшую школу милиции, как это тогда называлось, с красным дипломом, его распределили, это 90-е годы были, в очень модный тогда, крутой РУОП, только что созданный. И он говорил, что "я, — он в отдел по борьбе с экономической преступностью попал в этом РУОПе, — никогда этого применять не буду, потому что я знаю, как раскрывать преступления, не дотронувшись до человека ни разу, я и так все доказательства соберу". Через пару месяцев я к нему пришел в гости, а там пыточная какая-то, коридор с железной дверью, из одной двери вопли доносятся, из-за другой двери вопли, и я ему говорю: "Володя, а ты же говорил, что ты вот так не будешь, ты же говорил, что у тебя такого не будет, и при тебе такого не будет". Он говорит: "Ты знаешь, я, конечно, могу без зуботычин, без мордобоя обойтись, но по всем правилам криминалистики и уголовно-процессуального кодекса я это преступление буду раскрывать месяц.

А мой однокашник, который вместе со мной учился, точнее числился, и который не знает, какого цвета учебник, он и букварь-то во втором классе в туалете скурил, у него образование никакое, но он тоже здесь работает, это преступление раскроет за ночь, потому что он пять кандидатур, более или менее подходящих на роль преступников, задержит, ночью разведет по кабинетам, к одному ток подключит, другому чего-нибудь в задний проход засунет, третьему пластиковой бутылкой по голове настучит, на четвертого противогаз наденет и шланг пережмет, — они у него к утру сознаются все пятеро, ему останется только выбрать, кто из них какую роль выполнял. У него преступление будет раскрыто к утру. Он будет через полгода старлеем, а мне через полгода неполное служебное объявят по результатам нашей служебной деятельности". Потому что основным критерием у нас, к сожалению, до сих пор остается пресловутая раскрываемость".

Игорь Каляпин о недопустимости термина "иностранный агент": "Проблема на самом деле очень простая. Дело в том, что слово "агент" граждане воспринимают все-таки так, как их научили воспринимать в середине прошлого века. Иностранный агент — это синоним слова "враг", "диверсант", ну и так далее. А с точки зрения логики слово "агент" — это порученец, это человек, который выполняет чьи-то указания, то есть действует несамостоятельно. Противоречие в том, что я, являясь бессменным руководителем организации "Комитет против пыток" на протяжении 15 лет, ни разу не получал ни одного поручения ни от одного донора, спонсора, будь то Администрация президента, будь то какой-то зарубежный фонд".

О бездоказательности обвинений в политической деятельности: "Проблема в том, что нас вот этот закон принуждает сейчас называть себя негодяями. То есть нас называют иностранными порученцами, но здесь ситуация-то прямо обратная: нам никто никаких указаний дискредитировать государство, скомпрометировать органы власти никто ни разу не давал. Если бы это кто-нибудь доказал, то у меня вопросов бы не было. То есть показали бы результаты каких-нибудь оперативно-розыскных мероприятий, каких-нибудь перехватов. Мы прекрасно понимаем, что мы живем в аквариуме, и у меня как у руководителя, например, организации, вообще вся жизнь как в аквариуме проходит, и наверняка, если бы хоть что-то раз было бы такое, органам власти, правоохранительным органам, спецслужбам было бы что общественности предъявить. Но ведь ничего нет".

О значении статуса "иностранного агента": "Это не просто статус, который просто приписан. Ладно бы там вот депутат Сидякин меня бы назвал иностранным агентом в Государственной думе, и они бы там какой-нибудь соответствующий реестр завели. Так ведь нет, они заставляют меня это говорить самому про себя гражданам. Они требуют, чтобы я сейчас, давая вам интервью, начинал это интервью с того, что я, Каляпин Игорь Александрович, являюсь западным порученцем.

Я вообще не понимаю, каким образом можно человека заставлять как-то представляться. У нас даже преступник, в отношении которого доказано судом, что он совершил какое-то преступное деяние, например, кражу, он вор, это доказано в суде, ему за это назначают наказание. Но, даже назначая ему наказание по приговору суда, суд не может его обязать самого себя назвать вором. Человек имеет право в последнем слове сказать: "Граждане судьи, уважаемые присутствующие, уважаемые потерпевшие, я этого не совершал". Даже человек, преступление которого доказано в суде. Почему же нас, людей, которые не совершили преступление, и которых в этом даже никто не обвиняет, заставляют на себя чего-то там наговаривать?"