Московский кинофестиваль перевалил за половину. Уровень участвующих в конкурсе фильмов, поначалу державшийся ниже ватерлинии, несколько приподнялся и стабилизировался, но настоящий прилив пока заставляет себя ждать.
Отдельный день конкурсной программы был посвящен иранским проблемам. Судя по кинематографу этой страны, главной проблемой там является борьба женщин за равноправие. Или это так кажется, потому что в Иране повышенная плотность женщин-режиссеров: в одной только семье Махмальбаф (Makhmalbaf) целых две. Менее знаменита довольно опытная режиссер Рахшан Бани Этемад (Rakhshan Bani Etemad), представившая в конкурс ММКФ фильм "Под кожей города" (Zir-E Poost-E Shar). Не сказать, что автор фильма вскрыла всю подноготную иранской жизни, зато ее бытовые зарисовки позволяют полюбоваться сочетанием европейскости и азиатчины, которое делает Иран таким киногеничным: девочки в паранджах и кедах, играющие в баскетбол, холодильник во дворе глинобитной лачуги. Встречается на местах еще такой пережиток прошлого, как мужское рукоприкладство по отношению к близким родственницам, но общественность это осуждает.
Один из героев иранской картины собирается уехать в Америку, а шведский фильм "Стеклянные крылья" (Vingar Av Glas) наглядно показывает, что и после эмиграции мало что меняется. В центре повествования — иранская семья, давно живущая в Швеции. Младшая дочь-оторва, выросшая вдали от исторической родины, сражается с отцом за возможность вести себя как свободная европеянка: курить, делать татуировки, водить машину и не выходить замуж за кузена. Все очень темпераментно выясняют отношения, кричат, плачут, дерутся. Шведская картина не такая созерцательная и медитативная, как иранская (камера трясется гораздо интенсивнее), но тоже сложена из одних общих мест — и по форме, и по содержанию.
Встречается черноокая иранская иммигрантка и в фильме голландца Эрика де Брюна (Erik de Bruyn) "Дикие мидии" (Wilde Mossels), для дебютанта очень приличном и признанном тамошними критиками лучшим прошлогодним фильмом. Но "Дикие мидии" не об иранской эмансипации, а о том, что в Голландии тоже не сахар. Было бы понятно, если бы герой, которого играет актер по имени Федя ван Хует (Fedja van Huet), стремился уехать от своей неотвязной скуки в Иран: все-таки ориентальная экзотика. Но он почему-то мечтает о Дублине. Ему кажется, что там он займется чем-то другим, нежели в своей голландской дыре, где он и его приятели целыми днями дуют пиво, курят сушеных мидий и гоняют на мотоциклах. Трагедию их существования определяет метафора в названии картины: они хоть и дикие, но всего лишь моллюски, у которых даже ножек нет, да и вообще это одна из главных человеческих иллюзий — что если отъехать куда подальше, там будет гораздо веселее.
Если "Дикие мидии" рассказывают о том, как пытаются оторваться от повседневной рутины молодые антибуржуазные голландцы, то фильм "Мадемуазель" (Mademoiselle) — о том, как оттягиваются порядочные французские мещанки. Героиня Сандрин Боннер (Sandrine Bonnaire), менеджер по продаже чего-то фармацевтического, мать двоих детей, в командировке случайно знакомится с кочевой труппой актеров-импровизаторов. Благодаря одному из них она открывает для себя радость импровизации в разных областях жизни, в том числе и на поприще супружеской измены. После ночевки с актером в гостиничном номере она так расцветает, что поутру официант даже называет ее "мадемуазель", но в финале мадам все же возвращается в семью и мечтательно улыбается, вспоминая свою интрижку, которую режиссер неубедительно пытался подать как внезапно вспыхнувшее чувство. Наверное, за это в конечном итоге и борются женщины Востока — за право в любой момент перепихнуться с проезжим актеришкой без риска получить от мужа фингал под глазом.
ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА