Завтра в Кремле состоится вручение государственных наград чемпионам и призерам Олимпийских игр в Сиднее. Орден Почета из рук президента России Владимира Путина получит, в частности, олимпийская чемпионка-2000 на брусьях и серебряный призер в вольных упражнениях СВЕТЛАНА ХОРКИНА. С 22-летней гимнасткой из Белгорода вчера на подмосковной спортбазе "Озеро Круглое" встретилась корреспондентка Ъ ВАЛЕРИЯ Ъ-МИРОНОВА.
— Наш фотограф держал в объективе ваше лицо, когда вы в Сиднее закончили свое победное выступление на брусьях и произнесли только одно слово — "мама"...
— Так и было. Мама — самый дорогой мне человек, к кому я всегда иду с горем, радостью, проблемами и счастьем. Только она знает про меня все от и до. Когда же в Сиднее я поняла, что после стольких неудач наконец-то сделала все, то у меня словно разговор с мамой начался. А буквально за десять минут до моего выхода на помост приехала моя сестра Юля. Я выбежала на площадь перед Superdome и разревелась, наплевав на макияж: как же, родной человек приехал! Мама, кстати, в отличие от сестры, не может смотреть на мои выступления, а Юля мне помогает и дает советы.
— Приезд сестры придал вам эмоциональный стимул?
— Наверное, в тот момент я выплеснула ненужные эмоции и тяжесть, что на меня так сильно давила. Юля хлопнула меня по плечу: иди, мол, делай брусья. Я повернулась и пошла.
— Почему после Олимпиады вы решили остаться в спорте?
— За восемнадцать лет, отданных гимнастике, она стала для меня чем-то вроде наркотика. Ну не могу я ее бросить. Или рожу, или меня из спорта выкинут. А осталась я потому, что, во-первых, Игры доброй воли в сентябре пройдут в Брисбене — городе, где я впервые в 1994 году выступила на чемпионате мира и завоевала два "серебра". Я тогда допустила малюсенькую неточность — и "золото" досталось китаянке. С тех пор ненавижу китаянок на брусьях. Я должна поехать в Брисбен и выступить там в командных соревнованиях.
— Таким образом вы хотите "закольцевать тему"?
— И доказать себе и людям, что могу выиграть медаль в злосчастном опорном прыжке. И во-вторых, хочу помочь девчонкам выиграть, наконец, впервые за много лет командное первенство на ноябрьском чемпионате мира в Генте. Тогда жить мне будет спокойнее.
— Если бы вы знали, что вырастете до нестандартных для гимнастки 164 сантиметров, выбрали бы гимнастику вновь?
— Коль скоро благодаря труду я со своими нестандартными данными достигла в гимнастике таких результатов, наверное, и в других видах спорта у меня что-то получилось бы. При том, однако, условии, что меня взял бы такой же тренер, как Борис Пилкин, научивший меня не только гимнастике, но и конькам, лыжам, бадминтону и теннису. Мне нравится фигурное катание, художественная гимнастика, прыжки в воду, плавание. Но доведись снова выбирать, я бы выбрала прыжки в воду.
— Чем привлекательна современная спортивная гимнастика?
— Увы, с годами она стала привлекать меньше зрителей. Тем не менее я считаю гимнастику очень интересной. Я люблю ее в первую очередь за риск. Есть все-таки в ней и красота.
— В вашем исполнении — безусловно...
— Я не хочу себя хвалить, но и впрямь людям нравится. Будь моя воля, да я даже старой бабкой с клюшкой к публике бы выходила. А еще на соревнованиях бывают моменты, когда идешь с соперницей тысячная в тысячную и борьба начинается на грани невозможного. Победишь ты или проиграешь, зависит от множества точно рассчитанных факторов: если она упадет, то тогда, мол, я пойду ва-банк и встану "на зубах".
— Вам страшно, когда вы выступаете?
— Чуть-чуть бояться просто необходимо. Слишком уж большая уверенность — гиблое дело.
— Когда вы впервые почувствовали любовь публики?
— Летом 1995 года на сборе в Италии я решила изменить имидж, и вместо детского хвостика на моей голове появилась модная стрижка. Тренер разозлился, а я ему заявила: мои волосы, что хочу, то и делаю. С того момента почувствовала себя взрослой, уверенной в себе и поняла, что отныне все у меня будет классно и я многого добьюсь. Осенью на чемпионате мира в Дортмунде на вольных я танцевала "Кармен" и впервые... заулыбалась. Моя уверенность передалась публике и пошла ответная реакция. С хвостом я чувствовала себя гадким утенком.
— С каким снарядом вам труднее справляться?
— Психологически — с бревном. А физически — с прыжком и вольными. Если вольные делаю хорошо, значит, я в форме.
— Икона на тумбочке — дань, извините, моде?
— На днях я вернулась из Белгорода, где меня выбрали лидером регионального общественно-политического движения "Молодость Белгородчины". Для меня это что-то новое в жизни, интересное. Но, конечно, я понимаю, что меня на все не хватит и другие люди будут делать за меня работу. Однако сам факт, что молодежь меня так бурно встретила вечером на площади после съезда, стал для меня такой большой поддержкой, вы не представляете. Но, думаю, раз я такой лейбл, значит, буду выступать и стану для них примером, чтобы на меня равнялись. На съезде присутствовал архиепископ белгородский Иоанн. Я его попросила помочь мне избавиться от ощущения тяжести, возникшего после Олимпиады. Когда на исповеди я всю душу вывернула и расплакалась, он сказал: раз прослезилась, значит, очистилась. И подарил икону.
— Две недели прошло, облегчение почувствовали?
— Ко мне приезжал Борис Пилкин, и мы две недели работали вдвоем и, на мой взгляд, очень плодотворно. К тому же я ощутила, что обрела, наконец, душевное равновесие и стала спокойно обдумывать свои действия.
— У вас репутация женщины, которая относится к себе в высшей степени хорошо. Наверное, любя себя, невероятно сложно преодолевать соблазны?
— Себя любить — значит все позволять. Поэтому чересчур уж любить себя мне нельзя. А вот уважать — другое дело. Что касается соблазнов, то труднее всего мне сейчас отказываться во имя работы от любви к моему самому дорогому человеку. А приходится его бросать и ехать на тренировку.
— О вашей личной жизни ходит немало легенд...
— До сих пор мой опыт в этом смысле был все больше отрицательным. Я не верила мужчинам, подозревая их в том, что они интересуются мной не как обычной девушкой...
— А как объектом всеобщего поклонения.
— Вот-вот. Когда готова была уже поверить в искренность чувств, они допускали прокол, который сводил на нет все их усилия. Сейчас все вроде бы не так. Пока.
— Не стану спрашивать, кто ваш избранник и чем он занимается, но расскажите, как вы с ним познакомились?
— После выступлений на Олимпиаде мы с сестрой поехали в гостиницу, где жила белгородская делегация. Там я случайно встретила одного своего большого друга еще со времен Игр в Атланте. Он пригласил меня зайти и сказал, что со мной хочет познакомиться один человек. Но я заотмечалась со своими и пропустила намеченное время. Знаете, когда Олимпиада для спортсмена заканчивается, такая наступает слабость и опустошенность! Выпив чуточку спиртного, я почувствовала себя плохо, и сестра в номере засунула меня под струю холодной воды. Но друг все-таки зашел за мной, и такой вот облезлой красавицей я и предстала перед тем самым жаждущим знакомства молодым человеком. Мы просидели почти до утра, о чем говорили — не помню. Собственно, это я трещала без умолку, а он слушал. Это мне в нем больше всего и понравилось. Потом я сказала, что утром уезжаю и хорошо бы часа два поспать. Он обещал проводить. "Ага,— подумала я,— проводишь ты, как же"... А утром он ждал меня в холле и попросил телефон... В сентябре будет год, как мы встречаемся.
— Вы сейчас задумываетесь о том, чем, уйдя из спорта, станете поддерживать свой уже привычно высокий уровень жизни?
— Конечно. Повышаю свое образование и собираюсь писать диссертацию. Есть у меня виды и на одну из руководящих должностей в нашем Олимпийском комитете, хотя предел моих мечтаний — работать в Международной федерации гимнастики. Хочу остаться в рекламном бизнесе, продолжать сниматься в журналах и попробовать играть в театре. Собственно, я готова и к тому, что меня тут же забудут, как только я перестану выступать. В таком случае меня устроит даже доля домохозяйки.
— Судя по тому, что я вижу микрофон от караоке, вы еще и поете?
— Пою. И если верить баллам, которые высвечиваются на электронном табло, видимо, неплохо. Иной раз прихожу с тренировки, где что-то не удалось, зло распирает, включаю микрофон, ору, и легче становится. Один человек сказал мне, что все-таки одну написанную им песню я должна спеть публично. Возможно, вы ее услышите перед Олимпиадой в Афинах.
— А гимнастка Хоркина в Афинах точно не выступит?
— Все может быть.