В московском театре "Ленком" показали премьеру спектакля "Шут Балакирев". Последнюю пьесу покойного драматурга Григория Горина поставил Марк Захаров. В новом спектакле, где играет сразу несколько ленкомовских звезд, много Захарова традиционного, но есть и Захаров неожиданный.
Один из абзацев будущей рецензии критики, наверное, могли бы сочинить и не видя премьеры. Достаточно было взглянуть на название пьесы Григория Горина и вспомнить сюжет из петровских времен, чтобы предугадать возможные рефлексии Марка Захарова. Судьба приближенного к государственной власти артиста наверняка должна была волновать знаменитого режиссера, который сначала в перестроечной, а потом и в ельцинской России предпринял долгое хождение во власть. Кроме того, в большинстве последних постановок Захарова содержалось некое социальное пророчество. Еще и поэтому премьерный партер в "Ленкоме" обычно светился лицами государственных мужей.
Никаких мрачный обобщений о судьбах родины, вроде тех, что были в "Мистификации", в новом спектакле нет. Разумеется, в истории Ивана Балакирева, волею случая вознесенного к престолу и оказавшегося в центре придворных интриг, можно усмотреть немало аллюзий. Но не в них на этот раз суть. Опасные игры вокруг престола обрисованы в спектакле без отчаяния, как-то весело и даже добродушно. Бациллой шутовства заражен весь русский двор: светлейший Меншиков (Николай Караченцов) перекидывает через локоть парик как заправский половой, прокурор Ягужинский (Александр Збруев) ерничает почем зря, фрейлина Головкина (Людмила Поргина) то и дело норовит спеть и станцевать, а полуграмотные провинциальные нахалки хозяйничают у трона императрицы Екатерины (Александра Захарова). Жестокости царя Петра остаются за кадром, а сам император в отличном исполнении Олега Янковского предстает теряющим власть и остро чувствующим приближение смерти.
Впрочем, в первой половине спектакля быстро узнается традиционный стиль захаровских представлений. Ансамбль карикатурных придворных шутов отбивает дивертисментами один эпизод от другого. Темп взят такой, какой в Москве умеют брать и, что еще важнее, удерживать только в захаровском "Ленкоме". Актеры не пропускают не одной горинской репризы (благо таковых предостаточно), ни единой возможности отстраниться иронической интонацией от перипетий сюжета. Они играют по привычке напористо, с жадностью к реакции зала, иногда даже компенсируя своей энергией явные несовершенства драматургии. Но ближе к антракту в игру вступает художник Олег Шейнцис. Зрителю вдруг кажется, что у него кружится голова, потому что помост незаметно для глаза меняет угол наклона, а задние ряды заполняющих сцену стульев плавно выдвигаются вверх. Этот безмолвный сдвиг тектонических плит сцены означает конец эпохи Петра, под занавес объявляющего перемены: "Другая история в империи начинается!"
Потом наступает действительно совсем другая история. Потому что главным сюжетом для Захарова оказываются не дворцовые заговоры и не тема смуты в высших эшелонах власти. Они были бы легкой добычей, тем более что Шейнцис придумывает очевидную метафору разлада: гигантские сценические половицы беспорядком вздыблены. Режиссер же выводит на высокие театральные ноты мотив вроде бы частный и лирический — путешествие Балакирева на тот свет, встречу его с покойным царем и жертвами Петровой кровожадности. В загробном мире все друг друга простили, а подобревший царь ходит с удочками рыбачить. Там шуту вдруг открывается никчемность его земной жизни. Но потом чудесным образом эта жизнь возвращается.
Мало сказать, что играющий Балакирева молодой артист Сергей Фролов не теряется в компании ленкомовских звезд. Он проходит номером один. Режиссер не просто подарил Фролову заглавную роль, но простроил ее так, что родилась новая театральная звезда. Ее первый звездный час — финал "Балакирева", в котором царь вручает шуту музыкальный инструмент и велит освоить игру, а значит, совершить наконец поступок. И вот половицы успокоены до единой горизонтали, сцена пуста, а на фоне яркого белого задника Фролов исполняет соло на гобое. Шут плачет, но играет победно и сильно. В конце концов, новый спектакль "Ленкома" поставлен не о парадоксах российской истории и не об очевидной тщете придворного скоморошества. Кажется, Захаров вернулся к темам своих лучших (тоже ведь горинских) телефильмов — он вновь ставит о драматическом одиночестве тех личных усилий, которые только и стоит совершать.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ