Фестиваль театр
В театре "Одеон" в рамках Осеннего парижского фестиваля показали спектакль испанки Анхелики Лидделл, переосмыслившей историю поругания Лукреции. О том, почему его не покажут в России, задумалась АЛЛА ШЕНДЕРОВА.
У испанки Анхелики Лидделл два диплома — драматурга и психолога. Театр, основанный ею с приятелем еще в 1993-м, называется Atra Bilis, то есть "черная желчь" — термин, придуманный Гиппократом для описания смеси меланхолии и склонности к суициду. Слово "самоубийство" и правда мелькает в названиях ее перформансов, замешанных на бунте против всех проявлений общественной сытости и восторге перед барочной живописью. В арсенале Лидделл — "Серебряный лев" Венецианской биеннале, множество драматургических премий, столько же откровенных фотосессий и неоднократное участие в Авиньонском фестивале — там ее впервые признали не только художником, но режиссером. В интервью Лидделл не зря часто поминает Антонена Арто — она прямая наследница его "Театра жестокости". Обнаженные тела, режущие их лезвия, букеты цветов, вырастающие из известных частей тела, английские булавки, застегнутые на живой коже,— вот лишь беглый перечень того, что бывает в ее спектаклях. В России она играла всего раз: в 2012-м фестиваль Solo включил в свою программу ее моноспектакль "Мое поражение сделает нас непобедимым" — там бесстрашная красавица Лидделл и застегивала булавки на своей голой груди.
Если переводить на русский не сюжет, а суть ее спектаклей, стоит вспомнить Иосифа Бродского, сказавшего о стихах Марины Цветаевой: "Голос колоссального неблагополучия". А еще можно вспомнить Чехова, предлагавшего вешать тревожный колокольчик над дверью каждого счастливого человека. Впрочем, когда смотришь "You are my Destiny", думаешь не об этом. Вспоминается старый анекдот: ну, во-первых, это красиво — на большой сцене "Одеона" Лидделл выстраивает точную копию стены Дворца дожей, подсветив, вернее, густо залив ее красным закатным светом. Выйдя на авансцену в голубой бальной юбке и косухе, она зачитывает по бумажке предысторию: приехав в Венецию, заговорив с мужчиной, преследовавшим ее на опустевшей площади Дожей ("я гадала, насильник или убийца"), она вдруг по-новому осмыслила миф о Лукреции и Тарквинии — сюжет знаменитой картины венецианца Тициана. Тут в одном углу сцены появляется ее двойник (Лола Хименес), в другом — мужская фигура. А с галереи Дворца дожей украинский хор (Анатолий Ландар, Олексей Евдокимов, Михайло Литвиненко) затягивает протяжную песню.
Словом, "You are my Destiny" — грандиозный постдраматический коллаж, в котором сакральное остроумно смешано с профанным, а античность — с поп-артом. Ну да, госпожа Лидделл яростно спорит с мифом, утверждая, что история Тарквиния и Лукреции не сюжет об изнасиловании добродетельной жены беспутным тираном, а пример фатальной любви, ведущей к смерти. Но главное в этом роскошном, хотя и затянутом на русский вкус представлении — не новая трактовка, а фантастическая легкость, с которой Лидделл соединяет крайности, обнажает полдюжины мужчин, заставляя их то до изнеможения бить в барабан, то по очереди тискать голую Лукрецию, сама же лихо, как на дискотеке, отплясывает на гроздьях винограда (причем под барочную музыку), целует крест и с той же нежностью касается губами горлышка бутылки с пивом, склоняет голову, слушая "Ах ты, степь широкая..." — и врубает хит Пола Анки "You are my Destiny".
Когда уже после поклонов ненасытная Лидделл устраивает короткий стриптиз, а зал, собравшийся бежать в гардероб, моментально садится и затихает, думаешь не только о вежливости французской публики, но о европейском театре, все дальше уходящем от линейного сюжета и нарратива. И о нашем русском театре, где спектаклей Лидделл в ближайшее время не покажут. Не потому, что она осмеливается назвать Лукрецию "грязной ...", а в финале срывает с себя трусы и бросает в публику. А потому, что она непозволительно свободна. Ну что ж, перефразируя название ее спектакля, это наша судьба.