Петербургский БДТ им. Товстоногова вернулся в историческое здание на Фонтанке — с новым художественным руководителем Андреем Могучим. Обозреватель "Огонька" посмотрел три премьеры и попробовал понять, что мешает большому театру вернуть былое величие
Нет бедствия страшнее ремонта. Изнурительная реконструкция здания БДТ в доме на Фонтанке, многократно пролонгированная, казавшаяся бесконечной, наконец, позади. (В январе 2011 года в здании на набережной реки Фонтанки, 65 прошел последний перед началом реконструкции спектакль; далее труппа давала спектакли уже на сцене Мюзик-холла.) Как ни удивительно, но недовольных результатом, кажется, нет. Никто не жалуется на новодел, не сколупывает позолоту с барельефов, не кричит о деньгах, пущенных на ветер. Зато общественность пеняет Андрею Могучему на изъяны церемонии открытия. Явно спешное и никому особенно не нужное мероприятие; с участием премьер-министра Дмитрия Медведева, которого сопровождала многочисленная свита. Центр Петербурга встал в пробке. Блюда подавались дежурные: речи, шествие труппы к парадному подъезду через Лештуков мостик, на сцене — что-то среднее между капустником и элегией. Кого-то забыли пригласить, кому-то было плохо видно, или шумно, или невесело. Их жаль, но все-таки сам факт открытия определенно важней. А еще важней — что именно здесь будут играть не на церемониях, а ежедневно, какие новые названия встанут в афишу вместо спектаклей, не переживших ремонта.
Скажем, спектакль Анджея Бубеня "Из жизни марионеток" по Бергману, которым стартовала после ремонта Малая сцена БДТ, в отличие от церемонии открытия, показывать придется часто. Психологической драмы не вышло: на свет явилось многозначительное нечто, в котором наши люди тщетно притворяются фрустрированными немецкими бюргерами. Вроде бы невелика беда: ну мало ли на свете вялых и претенциозных постановок, где хорошие актеры вынуждены играть неловко и фальшиво, отдуваясь за прямолинейность режиссерского решения? Их много, но должны ли они быть в БДТ?
"Эрендира", фантазия на темы новеллы Гарсиа Маркеса, пополнившая репертуар Второй сцены на Каменном острове, талантливей. Хотя петь осанну режиссеру-дебютанту Федору Лаврову, бывшему известному петербургскому, а ныне московскому актеру, я бы не торопился. Спектакль держится на плаву лишь благодаря необычной сценографии Станислава Гроздилова, обаянию актрисы Нины Усатовой, обильному музыкальному сопровождению, а главное — помощи Могучего, дебютировавшего на поприще редактора. Он развел эффектные мизансцены, придал "Эрендире" внутреннюю энергетику, пригласил петь и танцевать между эпизодами свою давнюю сподвижницу Викторию Ротанову. Плод снабдили яркой упаковкой, но оставили дозревать в процессе проката. Пока что спектакль сильно страдает от рассогласованности актерских манер: кто-то играет стерто, скрыв эмоции от зрителя, кто-то по Станиславскому мучает себя внутренним монологом героя, кто-то комикует.
Зато безусловной удачей оказался перенос из кировского театра "На Спасской" "Видимой стороны жизни" режиссера Бориса Павловича. Монопредставление актрисы Яны Савицкой исполняется в зрительском буфете и основано на текстах Елены Шварц. Покойная поэтесса была дочерью Дины Шварц, любимого товстоноговского завлита, так что от спектакля можно было ожидать мемориального придыхания. Вышло ровно наоборот. Театр еще хлебнет лиха с друзьями Шварц, которые будут возражать, что та не была юродивой алкоголичкой, изображенной в спектакле. Но Савицкая у Павловича не исполняет роль Елены Шварц — она играет вполне безличную сгущенную гениальность. И гениальность эта не комильфотна, а больна, резка, развязна, обжигает жаром не того "творчества", из которого делают творческие вечера, а настоящего, сумасшедшего, родственного саморазрушению и самоубийству.
Таких спектаклей театру хотелось бы пожелать больше, однако придется остаться реалистом. Могучий обречен обуживать и свой радикализм, и свои вкусы, считаясь со звездами театра. Вряд ли "Король Лир", в котором репетирует выдающийся товстоноговский артист Валерий Ивченко, станет прорывом в область нового театрального языка. Скорее он будет примером интересного эстетического компромисса, как вышедшая в прошлом сезоне, в разгар ремонта, "Алиса", где центральной фигурой была Алиса Фрейндлих. Кстати, Алиса Бруновна сейчас готовит роль матери в "Обещании на рассвете" Ромена Гари с режиссером Виктором Крамером, и, судя по всему, приглашение этого постановщика — ее инициатива: когда-то Крамер успешно ставил бенефисы другу Фрейндлих актеру Анатолию Равиковичу. Для Олега Басилашвили восстанавливают "Копенгаген", в котором он успешно играл физика Нильса Бора. О новых спектаклях с участием Светланы Крючковой театр пока не рапортует, хотя, наверное, они появятся. Актриса долго находилась в тяжелом конфликте с прошлым руководством БДТ, почти не играла и вот, кажется, может вернуться на родную сцену. Сложность еще и в том, что "первачей", выдающихся артистов со славным прошлым, в БДТ куда больше, чем принято считать, и дуумвиратом Фрейндлих — Басилашвили генералитет никак не исчерпывается. Дать каждому по бенефису в ближайшее время не получится — так что политика "спектаклей с великими актерами" чревата не только эстетической половинчатостью, но обидами и внутренними дрязгами.
Добро бы БДТ мучился только внутренними противоречиями, но есть и внешний натиск. Как ни парадоксально, реформировать плохие театры проще, чем хорошие. Когда в начале 2000-х Валерий Фокин пришел в Александринку и стал за волосы тащить ее в XXI век, он имел возможность сослаться на ее несостоятельность при прежнем руководстве. Действительно, в 1970-е над этим театром не смеялись только в обкоме: императорскую сцену заполняли конъюнктурные пьесы про колхозников и рационализаторов. Как великое наследие вредит нормальному развитию, нетрудно видеть на примере Театра комедии после смерти гениального Николая Акимова (выдающийся советский театральный художник и режиссер, возглавлял Театр комедии с перерывами с 1935 по 1968 год; эти годы считаются "золотым веком" театра). Труппа при поддержке общественности последовательно "сжирала" Вадима Голикова, Петра Фоменко, Юрия Аксенова, Дмитрия Астрахана (руководители Театра комедии с 1968 по 1995 год). Все они вскоре после назначения в строптивый театр оказывались недостойны памяти Акимова и не годны ему в подметки. В итоге место худрука заняла Татьяна Казакова (с 1995 года), режиссер ничем не выдающийся, зато взявший труппу в такие ежовые рукавицы, что возглавляет ее уже 19 лет и, видимо, просидит еще столько же. Разговоры об акимовских традициях в эпоху Казаковой постепенно утихли, да и сами традиции благополучно канули в Лету.
В Большой драме дискуссия о товстоноговском наследии в самом разгаре. "Нам не нужен другой БДТ, нам нужен наш родной БДТ",— говорил на упомянутой церемонии открытия писатель Даниил Гранин. Так и хотелось ответить, что тот БДТ был авторским театром одного конкретного режиссера, причем режиссера великого и, следовательно, незаменимого. 25-летние попытки делать театр Товстоногова по собственному разумению, не советуясь с ним, должны были когда-то закончиться. Если по совести, БДТ, каким его помнит, допустим, Даниил Гранин, прекратил свое существование не с приходом нового худрука Могучего, а давным-давно. Клятв на верность наследию было с избытком, однако ни одного товстоноговского спектакля в репертуаре не сохранилось, хотя оставались люди, знавшие партитуры его постановок и способные — хотя бы из чисто музейных соображений — вписать в них актеров нового поколения. С другой стороны, попытки Адольфа Шапиро, Григория Дитятковского и других крупных режиссеров в разное время хоть сколько-нибудь по-хозяйски обжиться в БДТ тут же встречали влиятельную оппозицию. Главреж — а после смерти Кирилла Лаврова и худрук — Темур Чхеидзе обживаться не хотел сам: сердце его оставалось в Грузии, а по мере осложнения отношений двух стран для Чхеидзе стало невыносимо целоваться и чокаться с крупными российскими чиновниками и авторитетными бизнесменами. Такова планида любого худрука БДТ. Критики Андрея Могучего не должны забывать, что на эти невидимые миру нежности он вынужден тратить немалую часть своего времени и сил. Так устроена российская современность.
Без этих "уважаемых людей" с возможностями и деньгами у нас никак, и каждый первый из них считает себя причастным великим традициям, а между делом объяснит тебе, что именно должна сыграть Крючкова, а где хотелось бы увидеть Басилашвили. Причастных, но без денег и возможностей, тоже предостаточно, и далеко не каждому из них прилично указать на дверь. Новому худруку можно посочувствовать: он вынужден вести свой отремонтированный корабль вслепую, потому что глаза ему застит рой жужжащих советчиков. Они, кстати, еще и кусаются.